же говорил, что здесь, на перевале только одна застава? – набросился Суворов на подполковника Вейротера.
Тот только хлопал глазами и топорщил усы.
– Первым пойдёшь в атаку! – приказал ему главнокомандующий.
Всю ночь лил дождь. Мох, покрывавший скалы, разбух. Камни стали скользкими. Собрали несколько орудий, подготовили к стрельбе.
До Айрола, где начинались позиции неприятеля, оставалось меньше десяти вёрст. Суворов подозвал к себе проводника Антонио.
– Хорошо знаешь эти места?
– Ещё бы! – ответил он. – Тропинки узкие, опасные. Множество ручьев. В скалах промоины опасные. Сейчас с дождями вода прибавилась. Не знаю, как вы решите атаковать. Подождали бы, пока Розенберг зайдёт в тыл.
– Некогда ждать. Не верю я Вейротеру. Вдруг на пути Розенберга французы подготовят засаду? Тогда он завязнет надолго.
Суворов собрал военный совет и представил план боя. Атаковать тремя колоннами. Правая колонна составляла авангард Багратиона и дивизию Швейковского. Задача – обойти левый фланг противника. Левая колонна из двух австрийских батальонов Штрауха и одного российского батальона должна двигаться вверх по реке Тичино. Средняя колонна, составленная из дивизии Ферстера и двух австрийских батальонов, наступала в лоб через Айроло. Средней колонне отдали всю артиллерию. Наступление назначили на тринадцатое число, три часа ночи.
– Ты когда-нибудь там ходил? – спросил Суворов Антонио, указывая на скалы, по которым должна была двигаться колонна Багратиона.
– Нет, – отрицательно покачал головой проводник. – Даже летом этот путь опасен. Отвесные скалы. Как же твои солдаты в полном вооружении на них смогут взобраться?
– Смогут! – уверенно ответил Суворов.
* * *
Под моё начало отдали две пьемонтские лёгкие пушки и две дюжины канониров. Утром дождь перестал, – хоть это радовало. В ложбинах между скал клубился туман. Вершины скрылись в низких облаках. Армия двинулись вперёд. От Дацио колонны разошлись, согласно диспозиции. Солдаты из отряда Багратиона полезли вверх по кручам. Австрийцы Штрауха уходили в ущелье, откуда доносился шум водопадов.
Пушки тащили с натугой. Колеса увязали во влажном мху. Иной раз скользили по скальным плитам вниз. Солдаты упирались, кряхтели. Те, кто несли заряды, клали их на землю и тоже бросались помогать. Мне самому пришлось спешиться, отдать поводья Григорию Таракану и впрягаться вместе с пушкарями.
– Вы-то чего лезете, ваше благородие, – недовольно бурчал ординарец. – Солдатики сами справятся.
Но я не слушал его, хватался за грязный обод колеса, упирался. Ноги скользили, спину ломило, и мы вытаскивали пушку на очередной подъем.
– Ну, ты и силе, ваше благородие! – удивлялись солдаты.
– Только попробуйте, не уберегите мне офицерика! – грозил Григорий Таракан.
Поднявшись, тропа нырнула в ложбину, по дну которой бежали горные ручьи.
– Сдерживай, сдерживай! – командовал унтер-офицер.
Пушка стремилась сорваться вниз. Мы упирались, не давая орудию разогнаться. И опять крутой подъем. Опять напрягали спины, подталкивая орудие вверх.
Впереди среди скальных уступов взвились облачки белого дыма. По камням запрыгали ядра, обрушивая щебёнку на наши головы. Затрещали ружейные выстрелы.
– Поднатужься, ребятушки! – призвал унтер-офицер.
Весь склон был изрыт расщелинами, где прятались стрелки. Пушки били с высот, осыпая наступающую колонну гранатами и картечью. Наши мушкетёры и егеря рассыпались, прячась за камни. Вели прицельный огонь. Где-то по ложбинам вверх пробрались гренадёры и вступили в штыковой бой. Мы установили пушки и дали пристрелочный залп. После сосредоточили огонь на ближайшей позиции, где укрывалось вражеское орудие. Вскоре вокруг нас стали рваться гранаты. Пришлось перекатывать пушки выше. Человек пять из моего отделения посекло осколками. Но оставшаяся прислуга мужественно выстаивала под градом пуль. Орудия перемещали все выше и выше. Впереди творилось что-то страшное. Пальба, крики, лязг металла. Перемещая пушки, приходилось с пути убирать тела убитых. Их особенно много попадалось возле взятых французских укреплений. Здесь не только от пуль погибали, но и сходились насмерть в штыковую. Вскоре выстрелы к орудиям закончились. Прислуги осталось – человек по пять на каждую пушку. Больно было смотреть, как солдаты один за другим падали, обливаясь кровью. Я старался ни о чем не думать. Надо быть хладнокровным. Боялся только за Григория, который вечно пытался меня заслонить, когда рядом лопалась очередная граната или ядро трескалось о камни, разбрызгивая щебень. Но рядовой Таракан был словно заговорённый – ни царапины.
Пушки пришлось оставить и идти в бой с фузилёрами. Французы встречали нас плотным огнём, прячась в расщелинах и за валунами.
– Прямо ни бегите, ваше благородие, – наставлял меня Григорий Таракан, когда мы передыхали, падая в очередную ложбинку. Пули шмякались о камни, высекая искры над нашими головами. – Петляйте, как заяц. Не давайте в себя прицелиться.
Мимо нас прошла вперёд цепь гренадёров. По ним с уступа открыли огонь. Они тут же откатились и залегли.
– Ваше благородие, – толкнул меня в бок Григорий и указал на скалу. – Вон, виж, овражек. Надо по нему до скалы добраться, а потом – наверх.
– Если нас заметят? – спросил я.
– Перебьют, – просто ответил Григорий. – Надо, чтобы не заметили.
Я подозвал пятерых мушкетёров, и мы ползком добрались до оврага. По дну бежал ручей. Григорий плюхнулся животом прямо в воду и пополз, волоча за собой ружье. Я последовал за ним. Тут же весь промок. Вода оказалась ледяная. Мы подползли к отвесной скале.
– Холодно? – с издёвкой спросил Григорий. – Ничего, сейчас будет жарко. Эй, – позвал он двоих мушкетёров. – Плечи подставь.
– Куда же ты? – испугался я, взглянув вверх.
– С Богом! – перекрестился Григорий и ловко взобрался на плечи солдат, словно обезьяна вскарабкался на скальный уступ, цепляясь за малейшие выемки. Оказавшись на уступе, свесился вниз и принял ружье. Оцепил от него ремень, крепко намотал на руку. Тихо сказал:
– Ваше благородие!
Я поднялся на плечи солдат, уцепился за ремень, и Григорий вытянул меня к себе. Силен оказался. Следом подняли всех пятерых мушкетёров. Таким же образом преодолели второй уступ и третий. Оказались на вершине небольшой гряды. Внизу грохотал бой. Выглянув из-за камней, мы увидели прямо перед собой французских стрелков и орудие, возле которого хлопотала прислуга. Французов было человек сорок.
– В штыки! – сквозь зубы процедил Таракан. – И не жалей!
Мушкетёры примкнули штыки. Я обнажил шпагу. В это время нас накрыло, невесть откуда приплывшее, облако. Лицо и руки стали влажными. Ничего вокруг не видно. Двигались наощупь, осторожно ставя ноги на скользкие камни. Облако сдуло так же неожиданно, как и принесло. Мы оказались за спиной французов. С диким «Ура!» выскочили из-за камней и набросились на стрелков. Перекололи почти всех. Пятерым удалось бежать. Снизу ползли наши егеря. Увидев, что позиция взята, они в полный рост двинулись к нам на помощь. А помощь была нужна. Французы тут же опомнились и бросились в контратаку. Мы еле отбивались от
