что кто-то придёт к нему в дом с просьбой об аренде. Но в целом вёл он себя бойко и достойно. Привычка торговать с разными людьми не дала ему робко мямлить перед Чёрным магом. Да и сам он был по характеру смел, раз позволил себе сказать:
– Сдавать, правда, я их не думал, но вас впущу… Если поможете с красками, то и вовсе живите за так до кресня2!
– Хорошо, меня это устраивает. Ярмарка к тому времени завершится, и мы переедем в Храм. Но если потребуется остаться у вас на более долгий срок, то возможно будет обсудить это ближе к делу?
– Возможно, – судя по быстроте ответа согласился мастер Гастон машинально и только потом задумался. – И о деле… Тут, видите ли, уважаемый, нюанс такой. Готовить у меня некому. Сам я вдовец и либо к вдовой соседке хожу на ужин, либо чем придётся перебиваюсь. Дочка кухарничала раньше, но семья у неё своя теперь. Так что вам придётся самим у печи хозяйничать. Мне главное, чтоб там порядок оставался, а так хоть кикимору в котле варите!
– Весьма устроит.
Мэтр сказал свои слова с присущей ему сухостью и серьёзностью, поэтому, как я теперь понимаю, красильщик сразу же пожалел о своих шутливых словах про кикимору. Но тогда я на него почти не глядел. Как вошёл, так сразу уставился на рисунки, украшающие вазы и тарелки, стоящие на витринных полках. До этого мне доводилось видеть лишь редкие гравюры в книгах, и они большей частью являлись не вымыслом, а ритуальными знаками. Изображённые на глине цветы казались настолько живыми, что я даже ткнул в них пальцем и прислонил нос, чтобы почувствовать аромат.
– Прекрати! – хмуро приказал мэтр. – Это чужие вещи и их не трогают без разрешения.
– Да пусть смотрит, – добродушно сказал Гастон, заметив мой искренний интерес. – У меня только одно правило – не разбивать. Во всём по итогу должен быть порядок… Понравилось тебе никак, малец?
– Очень, – сознался я. – Вы цветы на поверхность вживляете? Они такие настоящие.
– Что я делаю?
– Он их рисует. Это также как писать, только все буквы имеют смысл, а рисунок даёт лишь внешнее представление.
Ответ мэтра не особо-то и понравился Гастону, но он благоразумно промолчал и приступил к показу предназначенного нам жилья.
– Да. Эта комната мне подходит, – довольно заключил учитель, оглядывая небольшое помещение. Оно выглядело очень аскетично и идеально подходило для холостяка, каким был почивший брат хозяина дома. – Но всё же хочу взглянуть и на вторую. Вдруг там места больше?
– Было больше, пока Аннет, дочка моя, в возраст не вошла. Пришлось поставить ещё один шкаф и комод. Думаю, в ней лучше барышне обустроиться, – предложил Гастон, открывая дверь в куда как более безумную спаленку с уймой цветущих растений в горшочках.
Запах от растений удушал. Мне он не понравился из-за приторности. Узкая кровать тоже оказалась одна. Так что я, войдя внутрь сразу за хозяином, недоумённо заозирался в поисках второго места для сна.
– Да, так и сделаем, – без колебаний согласился мэтр. Видимо, ему тоже здесь не понравилось.
… Но мне-то довелось почувствовать себя ещё и обделённым!
– А я? Мы не поместимся на одной кровати.
– Во даёшь! – поразился моему непониманию Гастон. – Разве можно такому взрослому парню с девушкой ночевать?
– Мы всегда спим вместе!
Когда-то мне было очень тяжело привыкать к тому, что Эветта делила со мной комнату. Я плохо спал, ожидая, что она вот-вот подкрадётся для издевательств. Мне мешал звук её дыхания. Меня раздражало присутствие «постороннего элемента», даже когда она молчала! Но она же и говорила. Часто! Она даже имела наглость порой касаться меня!… И всё же это осталось в прошлом. Когда из комнат для учеников нас перевели в помещения для неофитов, то, увидев, что в сожители мне предназначался какой-то прыщавый тип, я, не раздумывая, перенёс свои вещи в келью Эветты. Не всем по нраву столь кардинальные перемены и новые люди, даже если ты с ними порой встречаешься на общих занятиях… Тем более что Эветта хорошо читала книги вслух, умела правильно подстригать мою шевелюру, привыкла спать с открытыми ставнями, как любил я, радовалась и восхищалась вырезаемыми мною фигурками из дерева и умело оставляла свои задания, когда нужно было сосредоточиться на моих. Так что, застав в комнате подруги некую брюнетку, я разумно предложил съехать той в любое удобное для неё место и даже вежливо помог, тут же начав переносить её скудное имущество в коридор.
И вот теперь нам предстояло жить какое-то время раздельно. И я никак не мог этого воспринять! Мы делили жизнь напополам семь лет. И вся наша жизнь и состояла из этих семи лет!
– Как это? – ошеломлённо спросил Гастон, и мэтр уверенно солгал, угрюмо потирая седую длинную бороду, заплетённую в косу:
– Они брат и сестра. Их родители служили при Чёрной Обители, пока не умерли от болезни, так что им плохо известны мирские законы. Они приставлены ко мне на службу и под присмотр, покуда им не найдётся другой работы.
– Болезни? Эта девочка не… не больна часом?
– Нет. Она такой родилась.
– А-а. Ну, да под моей крышей девицы с парнями не ночуют, даже если они и родня друг другу! – заупрямился Гастон и похлопал меня по плечу. – Пристрою тебя внизу. Всё равно кухня пустует. Как зовут-то?
– Ответь ему, как к тебе обращаться, – приказал мэтр, когда пауза перед ответом уже ощутимо затянулась. И после ужасающих душевных метаний, я сумел выдавить из себя лишь часто используемое по отношению ко мне обзывательство Эветты.
– Арьнен.
– Гастон, подготовьте для Арьнена место. Мне нужно со своими слугами заняться делами. Ближе к вечеру, пожалуй, получится отдать вам и краски. Предпочитаю расплатиться сразу.
– Да, как скажете, сударь Алхимик.
Ремесленник ушёл. Мы же с Эветтой прошли в комнату к мэтру. Тот тут же пристально оглядел нас и, задерживая на мне укоризненный взгляд, криво улыбнулся, заключая:
– Никогда не быть тебе Аналитиком, неофит.
Собственно, стезя шпиона да посредника между Чёрным Орденом и прочим миром меня и не прельщала.
– Мне виделось, что ваше обучение в Юдоле будет проходить иначе. Однако научиться справляться с ситуацией, что выходит из-под контроля, не менее важно, чем получить иные способности. Так что мы не уедем отсюда, пока не получим то, зачем приехали. Любой ценой и любыми
