корсета дышалось свободней. И я сделала несколько глубоких вдохов.
— Благодарю, — кивнула я, укладываясь в теплую постель.
По сравнению с кроватью в нашем поместье это была койка в общежитии Магической Академии.
В тишине спальни, пахнущей стариной, деревом и социальным неравенством, мне не спалось.
Поворочавшись немного, я встала, накинула шаль и подошла к окну. Моя рука скользнула между плотно сомкнутых штор, пуская немного света в мрачную спальню.
Луч синеватого света упал на портрет, стоявший на столике возле кровати. Оттуда на меня смотрел самый благородный человек на свете, Ральф Грассгофф. Тот, кому я стольким обязана. Он был моим лучшим другом. И быть может, будь у нас чуть больше времени, я бы смогла полюбить его.
Лорд Грассгофф прекрасно знал, что я ношу под сердцем чужого ребенка, но при этом женился, чтобы дать ребенку титул. Мы прятали Вэндэла, почти год, чтобы однажды записать его имя в семейную книгу, как новорожденного в положенный срок. Но при этом сам новорожденный уже вовсю играл на ковре возле камина.
Я отвела взгляд от портрета, вглядываясь в ночную синь.
Синева ночных гор заставила задержать дыхание. Белые шапки делали их отчетливыми. Над ними россыпью сверкали крупные звезды.
Закутавшись в шаль, я прижалась спиной к откосу.
Когда-то восемь лет назад была такая же густая чернильная ночь. Только вместо звезд горели фонари. На улице слышалось цоканье коней и дребезжание запоздалых экипажей.
Я все так же куталась в шаль, пытаясь побороть боль, сдавливающую сердце. Я гладила еще плоский живот, согревала его своим теплом, словно успокаивая. Я еще не знала, кто там. Мальчик или девочка. Но уже любила его всем сердцем.
Вещи были собраны, а я смотрела на спящего возлюбленного, заламывая пальцы.
Я уже достаточно выучила правила нового мира, чтобы понимать. Ситуация ничем хорошим не закончится. И говорить ему о беременности не стоит.
У многих аристократов были внебрачные дети. Но всех их ждала незавидная судьба. Чаще всего ненужного ребенка увозили в какой-нибудь приют. И он умирал в первую зиму под дырявым одеялом, надрывно кашляя.
Если вдруг отец признавал ребенка, он и его родственники были вправе отобрать кроху у матери. Или оставить мать нянькой при малыше до поры до времени, пока он еще несмышленый. Как только малыш начинал что-то понимать, его мать попросту вышвыривали на улицу. Кроху представляли, как племянника или племянницу, ребенка бедных, но родовитых, дальних родственников, которые трагически погибли совсем недавно.
И матери оставалось припадать к стеклу, чтобы увидеть карету, в которой везут ее ребенка. Или маячить в конце улицы, чтобы краем глаза увидеть свое дитя.
Но и здесь была заковырка. Если его отец женился и у него появились законные наследники, то приемный ребенок “родственников” претендовать ни на что не мог.
Если мать отказывалась от приюта и цеплялась за ребенка, то оказывалась на улице вместе с малышом. На работу ее никто не брал. Кому охота связываться с девицей, чей живот на нос налазит? Работница из нее так себе. Девушки с сомнительной репутацией никогда не смогут стать прислугой в уважаемой семье, поэтому частенько умирали от голода и холода в прачечных или на промозглых улицах.
Я никогда не забуду, как в тот день, когда я навсегда покинула чужой дом, к дверце нашей кареты припала нищенка в лохмотьях. Ее грязная, покрытая язвами рука тянулась к нам. Второй рукой она прижимала к себе ребенка, завернутого в лохмотья. Ребенок молчал. И мне хотелось верить, что он просто спит.
— Господин, госпожа… — лепетала она скороговоркой. — Маркиз под юбку залез, а потом на улицу вышвырнул. Смилуйтесь над моей судьбой… Подайте грошик…
Я помню, как обнимала себя за плечи, боясь такой судьбы. Пожалуй, это и стало причиной моего решения уйти, сохранив тайну.
Конечно, отец мог жениться на матери ребенка, но я своими глазами видела письмо, и понимала, что этого никогда не случится.
Чувство тревоги заставило меня отойти от окна и подойти к двери. Беззвучно я открыла ее, выходя в гостиную. Если уж мне не спится на жестком матрасе, то каково бедному Вэндэлу.
Открыв дверь, я увидела, что его комната намного лучше, чем моя. И это меня немного обрадовало.
Конечно, она не дотягивала до роскошных покоев, но выглядела вполне аристократично. Кто-то очень хотел, чтобы комната выглядела лучше. Поэтому стену украсили картинами, поставили несколько кресел и столик. Даже на шторах виднелись золотые кисточки и золотая бахрома.
Я подошла к кровати, как вдруг увидела, что Вэндэла в ней нет!
Сердце упало вниз. Где мой ребенок?
Глава 13
Перед глазами встала газета месячной давности, потрясшая всю столицу. “Родственники похитили ребенка! Безутешная мать разыскивает сына!”.
Заметка о бедной женщине с ребенком, которые оказались на улице, и если бы не маленькое наследство, умерли бы с голоду. Папаша — маркиз не спешил признавать кроху. Но его родственники решили иначе. Пробравшись под покровом ночи в ее скромный дом, они похитили мальчика из собственной постели и увезли в карете. Мать проснулась на шум и бежала за каретой целых три мили. Родственники спрятали мальчика в каком-то из своих замков. И в итоге закон встал на их сторону. Судьи так и сказали, что они на стороне ребенка, и условия жизни в замке намного лучше, чем в старом доме. И по требованию родственников запретил матери даже приближаться к нему, потому что мальчик начинает громко плакать.
“А может, они заподозрили и решили забрать его и спрятать?”, - испугалась я, вылетая из комнаты сына в гостинную.
Страх был настолько сильным, что в голове зашумело.
Служанки ушли спать. Они не считали нужным сидеть с нами всю ночь. Не такого уж и высокого полета гости. Это графине или баронессе могут всю ночь носить носовые платки, пока она читает слезливый любовный роман. Для нас посчитали это роскошью.
Выйдя в коридор, я направилась по нему, чувствуя, как заходится испуганное сердце. Я положила руку на него, словно пытаясь удержать в груди.
