class="p">Улететь без воли нашей словно сизый голубок!!!»
И на плотника Петрушу пошла тучей грозовой:
«Как посмел покой нарушить ты своею ерундой?!
В сей же час башку снесите дровосеку навсегда!
А пока его заприте, чтоб не бегал никуда!»
Царь царицу успокоил: «Может Васька прилетит…»
И повел ее в покои, сам ей тихо говорит:
« Успокойся, душа – Маня, полетает пусть чуток…
Да, глядишь, к утру вернется наш единственный сынок».
Сам приказ отдал: неделю Ваську ждать, ведь прилетит
Нахаленок этот, шею коль с башкой не повредит.
Ну, а если кувыркнется с ентова летун-орла,
То казнить Петра придется…Эх и ах, таки дела!
Часто так бывает – дети непослушными растут,
Не подумав, что в ответе за других, так напрягут…
И родители в тревоге, да и Петр не толстокож,
Что ж у всех свои уроки…Что тут скажешь – молодежь!
Ну, а Вася наш летает и душа его поет,
И печали он не знает… Его радует полет!
Там внизу – луга и речки, лес, коровки вон мычат,
Маленькие человечки ему машут и кричат.
Вот часовня, колокольня, башня, чья же тут земля?
Вот дворец стоит дубовый, может тут судьба моя?
Винтик подкрутив немного, как Петруха говорил,
Вася подлетел к дороге и орла остановил.
Видит, там стоит избушка, косовата и бедна…
Там жила одна старушка с давних пор совсем одна.
Он старушке улыбнулся: «Примешь, мамка, на постой?»
У Агафьи нитки рвутся: «А ты кто, скажи, такой?»
Прялка спуталась, обидно, испугалась паренька,
Только смотрит, парень видный, кажется, издалека.
– Что ж, заходь! А кто твой батя? Не припомню, не кори!
– Да, я в общем…дай поспать мне в твоей хате ночки три…
– Коли надо, оставайся, только скромно у меня,
Нету шелковых кроватей, как ты видишь, я бедна.
Вася хоть привык к богатству, только голову имел,
Понимал, что тунеядство – худший для души удел.
Выправил забор старушке, дверь входную починил,
Ставни сделал у избушки, да про царство расспросил.
И Агафья за работой все поведала ему,
У царя, мол, есть забота, как бы дочку никому
Замуж не отдать приезжим, так как есть такой настрой,
Должен будет ее спешно выкрасть с дальних мест герой.
Так гадалка посулила, когда дочка родилась,
У царя башку затмило, что такая есть напасть…
Он царевну в башню сразу на все годы посадил,
Как преступницу от глазу, чем народ весь удивил.
А жена царя Настасья умерла как года три,
Ну, а дочка их в несчастье в башне той проводит дни.
Плавно речь текла Агафьи, ведь за прялкой ровен слог,
Паренек попался славный, по хозяйству, вон, помог…
В Васе мысль вдруг завертелась, загорелся – не вздохнуть:
На царевну захотелось хоть одним глазком взглянуть.
Бабке он махнул рукою, вытащил во двор орла,
Сел верхом, крутнул ногою, ухватился за крыла…
В небо взмыл и прямо к башне, где царевна, полетел,
К ней в окно залез бесстрашно, и промолвил, хоть сробел…
– Здравствуй, милая девица, не печалься, я молю,
Ты устала здесь томиться, я тебя развеселю.
Девушка встряхнув косою, засмеялась от души:
Парень был пригож собою, а глаза как хороши!
Ну, а Вася на девицу любовался без конца:
Так нежна, так белолица, словно в сердце молодца
Залетела чудо-птица этим часом, этим днем,
Сердце стало сладко биться и тревожно стало в нем.
Так легко им говорилось, словно знались с давних лет,
И про детство, что любилось, и приятен был совет…
Вася с ней до поздней ночи так душевно говорил,
Дева все ж устала очень, спать пора, тогда открыл
Он окно, залез на птицу и сказал: «Пора мне в путь…
Завтра буду… Василиса,… поцелуй меня чуть-чуть…»
И губами прикоснулся к нежным ласковым губам,
И от счастья поперхнулся, не слетев чуть тара-рам.
Он парил счастливый очень, молодца вздымалась грудь,
«Как чудесно этой ночью, до утра мне не заснуть!»
Во дворе на сеновале он мечтательно лежал …
Звезды на небе мерцали, он счастливо повторял:
«Василиса, моя рыбка, поцелуй еще хоть раз!
И с блаженною улыбкой сном укрылся в тот же час…
Утром стражники в дом срочно, и кричат уже с крыльца:
– Говори нам, бабка, точно, где скрываешь молодца?
С сеновала Васька сходит в сене весь и говорит:
– Что вам надо? Вот я вроде..
– Царь прибыть тебе велит!
Ваську под руки скрутили, привели его к царю…
– Как зовут тебя?
– Василий…
– Как попал ты к ней?
– Люблю…
Вашу Василису дочку, и … жениться я хочу…
– Что сказал? Поставим точку. Завтра казнь, я оплачу
Из казны твои расходы за услуги палача…
Посмотри-ка, взяли моду, лазать к девкам по ночам!
Хохотать при всем народе, травить байки при луне!
Казнь, запомни, на восходе… головой заплатишь мне
За моральное расстройство, ну и дочкин горький плач…
Не играй тут в благородство… Уведи его палач…
Вася рассердился очень! царь не нравился никак…
– Ты, прости меня, короче…самодур ты и дурак!
Дочку запер ты в темницу ни за что во цвете лет…
Да не спрячешь ведь зарницу, и с утра придет рассвет!
И пора придет для дочки – ее замуж выдавать!»
Царь вскочил взъярённый очень и кричит: «Четвертовать!!!»
Васю мигом окрутили и заткнули ему рот,
Чтоб молчал, не колобродил своей «правдою» народ.
Царь был зол: еще приезжий будет на него роптать,
А за сказанные вещи надо б и язык порвать…
Что тут скажешь, ох, не любят слушать критику цари,
Коль молчишь – тебя забудут, против молвил – так умри…
Вася наш сидит в темнице, думает про свою жизнь,
Ждет восхода и зарницы, и себя бодрит: «Держись…
Жаль, что так прожил бездарно жизнь короткую свою,
Некому быть благодарным, не помог я никому…
Добрым словом не приветил ни отца, ни свою мать,
Улетел, оставив ветер, теперь будут горевать.
И казнят Петра, конечно, у него ведь деток пять!
(Когда что-то сделал спешно, стыд потом начнет терзать…)
Василиса… жалко очень, так тебя я полюбил,
Как прекрасны твои очи, я б тебя боготворил!
Только что ж, я плачусь сильно о душе сейчас своей?
Поборись еще, Василий! Что ж посмотрим, кто хитрей!»
Вася мыслью укрепился, верой в Бога дух поднял…
И на случай положился, и… немножечко поспал.
Вот и утро, встал царевич… вот ведут на эшафот,
К месту казни подгоняют весь проснувшийся народ…
Смотрит он… Агафья держит синий сверток у груди,
Слезы на глазах…поспешно Вася крикнул: «Погоди,
Царь, чинить свою расправу, волю выполни мою,
