можете себе представить, что происходило, когда какая-нибудь из этих собак кусала заключенного без какой-либо защиты.
Я думаю, что они делали все это, чтобы еще больше поколебать наш разум и напугать нас. Степень жестокости этих людей была запредельной. Ничто и никто не мог вызвать в них сострадания.
Все, что делалось здесь и в других концлагерях, было организовано с промышленной точностью, так что все работало как часы. Количество эшелонов для депортации, количество задержанных, процедуры в каждом лагере, даже жестокое обращение с пленными – все это было частью масштабной фабрики зверств.
Когда мы прибыли в Берген-Бельзен, его комендантом был Адольф Хаас. До работы здесь Хаас руководил лагерем Нидерхаген, одним из небольших нацистских концентрационных лагерей. Последний закрылся в 1943 году, после чего Хааса отправили в Берген-Бельзен. Вы понимаете, что Холокост полностью зависел от количества людей, вовлеченных в эту операцию. Когда мы говорим о Холокосте и нацистах, первое, что приходит на ум, это Адольф Гитлер, главарь всего этого. Однако каждый из винтиков этой системы играл свою роль, чтобы все работало должным образом. Например, Йозеф Геббельс, министр пропаганды, также был убежденным антисемитом. Он стоит за распространением идей нацистской партии по всей Европе, включая ненависть к евреям. Гитлер не мог бы организовать Холокост в одиночку: для закрепления ужаса требовалось участие миллионов людей, ослепленных бредовыми идеями фюрера. Этот бред зачастую перекликался с их собственными темными желаниями.
Комендант концлагеря Берген-Бельзен в 1943–1944 годах Адольф Хаас
Да, Берген-Бельзен не был лагерем смерти. При этом условия жизни там были на грани уничтожения. Что нам нужно, чтобы выжить? Еда и достойная гигиена. Ни в Берген-Бельзене, ни в любом другом концлагере их не было. Намерение гитлеровцев состояло в том, чтобы истощать заключенных понемногу, чтобы у них больше не было сил жить.
В Вестерборке еды было достаточно, чтобы не голодать. В Берген-Бельзене ситуация изменилась. Нам разрешали есть только один раз в день, и только в те дни, когда нас кормили. Каждый раз нам приходилось ждать в очереди, чтобы получить небольшую порцию еды. Она часто состояла из своего рода супа из репы с большим куском хлеба. Это всё. Нам пришлось привыкнуть к тому, что настоящей еды просто не было.
Только те, кто страдал от недоедания, могут понять его влияние на организм человека. Вы теряете силу, чувствуете слабость, начинаете чахнуть. Всякий раз, когда я могла, я старалась побыть рядом с моей матерью, отцом и братом. Я замечала, какими мы становимся истощенными, как и все заключенные вокруг нас.
Люди не знают, как долго они могут обходиться без еды. Жизнь в лагере позволяет вам много узнать о человеческом духе и его способности бороться за выживание.
Поскольку еды у нас не хватало, я помню, как мы много говорили о еде в лагере. Сокамерники собирались и фантазировали о том, что они будут есть, когда покинут это место. Часто упоминались огромные банкеты. Некоторые рассказывали целые рецепты блюд. Это был способ на мгновение сбежать от жестокости здешней жизни. Поверить, что после этого места может быть жизнь, о которой мы могли мечтать.
Проводить время с детьми было еще одним способом уйти от реальности. Заботиться о них, рассказывать им истории, чтобы они тоже могли мечтать, было способом помочь себе. Многие женщины заботились о детях, особенно о тех, кто остались сиротами.
Помимо нехватки еды, другим кошмаром ситуации в Берген-Бельзене стало отсутствие гигиены. Состояние туалетов ухудшалось, когда в лагерь прибывали новые люди. Каждый раз, когда я вспоминаю эти уборные, меня охватывает чрезвычайно сильная тошнота и такое же сильное чувство отвращения. Кому-то с настоящей, чистой, блестящей ванной трудно представить это. Но представьте себе бесчисленное количество людей, которые день за днем пользуются одним и тем же грязным туалетом. Почувствуйте кислотный запах, который исходит от него. Запах был непереносим, но нам пришлось научиться с ним жить. У нас также не было мыла, поэтому после душа мы чувствовали себя лишь немного менее грязными.
Отсутствие гигиены – это то, что лишает человека всякого достоинства. Когда тебя заставляют жить в такой среде, ты чувствуешь себя совершенно униженным. Эта грязь, окружавшая нас, отражала то, чего мы стоим: ничего. Мы были ничем. Что еще хуже, мы были паразитами в нацистском обществе, и с нами обращались именно так.
Страдала не только психика, физическое здоровье постоянно и заметно ухудшалось. Виной всему – плохие санитарно-гигиенические условия и недоедание. Каждый концентрационный лагерь был рассадником болезней. Берген-Бельзен тут не исключение.
Почти все были заражены вшами. Насекомые ползали не только в наших волосах. Наше состояние было таким, что у многих заключенных по всему телу были вши.
Мучительно чувствовать, как эти насекомые ползают по нашим телам, словно решив не давать нам ни минуты покоя. Платяные вши заселяют одежду, простыни, одеяла. Это происходит из-за отсутствия регулярной стирки. Поэтому концентрационные лагеря были особенно благодатной средой для распространения вшей.
Конечно, мы старались бороться с нашествием насекомых. Пытались оставаться как можно более чистыми, используя те небольшие ресурсы, которые у нас были.
Я помню, что потратила много времени, пытаясь вывести вшей с одежды. Это очень кропотливое занятие, так как приходилось выслеживать этих маленьких тварей и вытаскивать их голыми руками.
Впрочем, вши были лишь одной из многих проблем. По лагерю распространялись и другие болезни. От плохой гигиены у многих заключенных развивалась диарея. Если это трудно в обычное время, представьте, каково было в условиях концлагеря. У меня не было поноса, но у моей мамы он появлялся несколько раз. Можете ли вы представить, каково быть в этой ситуации? Например, стоять на поверке, не смея пошевелиться и чувствовать рези в животе? Сострадания у нацистов не было. Именно этого они и хотели: напомнить нам, что мы ничто, что мы ничего не стоим и что у нас нет прав.
Помимо диареи, у многих заключенных также начинался сыпной тиф. Это еще одно заболевание, связанное в том числе с отсутствием гигиены и сильно переполненными помещениями. Тиф делал людей очень слабыми. У больных были головные боли, недомогание, тошнота. Помню, рядом с лагерем было большое поле, и фашисты запрещали нам туда ступать. Они хотели предотвратить распространение болезней в соседние городки и поселки. Ведь эти болезни должны были поразить только «грязных паразитов», а не представителей арийской расы.
Очевидно, что у нас не было нормальной медицинской помощи. Все, что мы могли сделать, – это надеяться, что мы не заболеем. Это было
