Ринальди, — вежливо сказал кавалер. — Не ваш ли это родственник?
Знакомство было с дочерью самозваного графа, которую он любезно лишил невинности, но это к делу не относилось.
— В России имя архитектора Ринальди звучит громче, чем имя графа Ринальди в Италии, — по-петушиному вскинулся сосед. Кавалер любил Неаполь, в котором пережил столько приятных неожиданностей, однако неаполитанский говор никогда не ласкал его слуха. Впрочем, сам он изъяснялся только на венецианском диалекте. Архитектор ждал, когда незваный гость удалится, чтобы снова взяться за циркуль. Однако кавалер намерен был подружиться с ним и для начала любезно осведомился, над чем тот работает. Ход был верен. Глаза Ринальди блеснули:
— Работы у меня выше головы. Заканчиваю чертежи собора во имя святого Исаакия Далматского. Размышляю над проектом дворца в Гатчине. Осенью начну строить большой особняк на набережной Невы.
«Должно быть, и вправду императрица очень ценит этого Ринальди, раз поручает ему столь важные новостройки», — подумал кавалер и еще более укрепился в намерении очаровать старого архитектора. Выросши среди красот Венеции, тем не менее он был равнодушен как к древней, так и к новой архитектуре, — однако тут решил прикинуться знатоком. Великолепная память выручила его. Вспоминая, что говорили про архитектуру выдающиеся люди, с которыми его сталкивала судьба, он принялся разглагольствовать. Мадам Помпадур умерла; стиль рококо уже не в моде. Идет новое время: воскрешение античности.
— Мой друг Винкельман говорил мне… — начал он.
— Как? Вы знаете Винкельмана? — подскочил архитектор: слушавший до того рассеянно, он весь преобразился.
— Весьма хорошо, — кивнул кавалер, поняв, что заинтересовал старика.
На этот раз он не приукрасил истину. Четыре года назад, гостя в Риме у брата-художника, он познакомился и близко сошелся с аббатом Винкельманом. Они вместе осматривали строившуюся виллу Альбани, где брат под руководством учителя своего — Менгса расписывал плафоны. Кавалер не преминул рассказать Ринальди про это чудо архитектуры.
— Кардинал Александр построил сей дворец из античных камней, наполнил его античными вазами и статуями, среди которых есть изумительные произведения искусства…
Ринальди с увлечением слушал, кивая:
— Мне писали… Мой учитель, преславный мастер Луиджи Ванвителли.
Старик говорил увлеченно, сыпал архитектурными терминами, которых кавалер не понимал, называл имена архитектурных светил, о которых кавалер не слыхивал, — однако это не мешало ему понимающе кивать.
— Открою вам первому, — между прочим сказал Ринальди, полагая, что гостю это весьма интересно. — Новое свое сооружение, дворец Орлова, я буду решать совсем в ином ключе. Я против механического перенесения античных мотивов… — И Ринальди опять утонул в терминах.
Для Григория Орлова строится дворец за дворцом! Недавно императрица подарила своему фавориту огромное поместье под Петербургом и тридцать деревень придачу. Вот что значит быть в нужном месте и в нужное время! Выскочка, гвардейский офицер, неродовитый, необразованный, грубый, с самыми низменными вкусами: псовая охота и выпивка его развлечения, о Горации он не слыхивал. И этому чванливому тупице сыплется с неба все — только за то, что он посадил немецкую принцессу на русский трон. Почему кавалер де Сенгальт не приехал в Россию три года назад! Сейчас бы ему строили дворцы! Он больше не слушал архитектора.
Обменявшись любезностями, заверив друг друга в удовольствии от знакомства, они расстались, выразив надежду, что еще не раз встретятся, чтобы досыта наговориться на родном языке.
КНЯГИНЯ ДАШКОВА
В «Золотой якорь» прибежал парнишка из челяди княгини Дашковой, нанятый кавалером дать знать о возвращении хозяйки. Он сообщил, что хотя княгиня и вернулась, но никого не принимает, так как недавно овдовела и сама больна. Такие пустяки не могли служить препятствием для кавалера. Нарядившись тщательнее обычного, рассовав по карманам часы и табакерки, сильно надушившись, он отправился с визитом в аристократический дом, причем слегка волнуясь, так как от этого визита многого ждал: двадцатилетняя вдова, урожденная графиня Воронцова, по мужу княгиня, подруга императрицы, помогавшая ей взойти на престол, — но, главное, женщина, молодая, одинокая, лишенная любви, не могла не волновать воображение кавалера де Сенгальта.
Привратник замахал руками, объясняя гостю жестами, что боярыня в трауре и никого не принимает. Позвали дворецкого, знавшего по-французски. Кавалер любезно попросил его передать княгине, что просвещенный иностранец приехал из Европы в Россию с единственной целью увидеть Двух великих женщин современности — императрицу и княгиню Дашкову, присовокупив к просьбе небольшую мзду, что произвело самое благоприятное впечатление: местные слуги в этом отношении ничуть не отличались от парижских.
Его приняли: как видно, тщеславие не было чуждо азиатским княгиням. Увы, заочная влюбленность кавалера испарилась, как только он увидел Дашкову: она оказалась отталкивающе некрасивой и неряшливо одетой, будто судомойка. Конечно, это не остановило бы его; герцогиня д’Юрфэ, его добрая покровительница, была еще дурнее и к тому же безнадежная старуха, а тут все-таки двадцать лет. Но траур, который носила княгиня, впитался ей в кожу, сделал серым лицо, погасил глаза, и они не зажглись при виде мужественного красавца, облаченного в роскошный камзол голубого бархата, отороченный горностаем.
Рассыпаясь в изысканных любезностях, достойных дворца французского короля, кавалер досадливо отмечал, что княгиня остается безучастной. Передавали, будто она очень образованна и умна. Что может быть противнее умной дурнушки?
— Из-за нездоровья я не могу уделить вам много времени, — перебила она его речь сиплым голосом.
— Благодарю вашу светлость за то, что вы снизошли к моей просьбе… Счастлив видеть особу, вписавшую свое имя в историю…
Лицо Дашковой посерело еще больше и перекосилось. Своим скрежещущим голосом она раздраженно заявила:
— Я слишком многое сделала для императрицы, но у нас не умеют ценить заслуги.
Кавалер прикусил язык: так дерзко отзываться о монархине! Уж не попал ли он впросак, явившись сюда?
Не обращая внимание на выражение его лица, Дашкова продолжала:
— Нынче я не в фаворе. Более того, меня обвиняют чуть ли не в измене. Орлов мой враг. Если вы ищете покровительства, я ничем не смогу вам помочь. Вы человек благородный, это сразу видать, а первое впечатление меня никогда не обманывает. Я отрекомендую вас графу Панину, воспитателю наследника и главе Иностранной коллегии. Вы можете смело идти к сему вельможе. Достаточно лишь сослаться на мое имя.
«И на том спасибо, — подумал он. — Однако, как самовластно она распоряжается милостями своего любовника…»
На обратном пути раздосадованный кавалер упрекал себя. Кажется, он совершил большую оплошность, явившись к Дашковой. Уж не опальная ли она? И какие отношения тогда может поддерживать с нею выдающийся сановник, воспитывающий цесаревича Павла — единственного сына императрицы?
Дорога не обошлась без неприятного приключения. На крутом повороте сани опрокинулись, и кавалер с лакеем оказались в сугробе вверх тормашками. Поскольку
