и обещанием врезать по морде, если подойду хоть на шаг ближе или задам очередной идиотский вопрос. Мне сегодня — ведь день еще не закончился, да? — и так уже заехали по лицу, поэтому пришлось последовать ее совету и молча двинуться дальше.
Всего через пару минут крошечный городок остался позади, а я вновь шагала по дороге. Путь лежал в сторону крутого и абсолютно лысого холма, голую землю которого лишь кое-где прикрывали низенькие чахлые кустики. Здесь была Дороти, шла по этой же дорожке. Парень сказал, что мы с ней похожи. Канзас, торнадо и так далее. В смысле, сходство прямо-таки очевидно, верно? Но и отличий между нами хватает.
Для начала, насколько я помню, Дороти не пришлось долго мучиться, чтобы завести здесь новых друзей. Казалось, любой, кого девчонка встречала на пути — за исключением колдуний, конечно, — прямо-таки горел желанием присоединиться к ней. Я же повстречала уже двоих, и оба постарались поскорее отвязаться от новой знакомой. Как-то обидно понимать, что проделала огромный путь до Страны Оз, но осталась все такой же непопулярной, как и дома в Канзасе.
Я просто не представляла, куда теперь идти. Изумрудный город, пожалуй, неплохой вариант. Именно туда направилась за помощью Дороти. И туда вела дорога. Она хотела, чтобы я шла в город. Так что я поплелась дальше, но стоило начать подъем, как вновь раздался жуткий грохочущий звук. Как и прежде, он порой прерывался — после каждых тридцати секунд лязга наступало несколько минут блаженной тишины. Чем дальше, тем лязг делался громче, а вскоре стал почти оглушающим. Причем настолько, что всякий раз, как начинался грохот, мне приходилось поспешно зажимать уши.
Добравшись до вершины холма, я наконец увидела, откуда исходит этот звук. Вдали, посреди синеватого — как и все здесь, — припорошенного пылью поля, отделенная от меня непролазными колючими зарослями, высилась какая-то отдаленно напоминающая качели штуковина. Переплетением трубок и проводов она была присоединена к странной помеси нефтяного бура с ветряной мельницей.
Прищурившись, я разглядела по меньшей мере двадцать низкорослых человечков, разместившихся по обеим сторонам качелей. С промежутком в несколько минут жевуны принимались раскачивать конструкцию вверх-вниз, приводя в действие вторую установку и раскручивая бур, который с громким лязгом вгрызался в землю. Над всей этой суетой, следя за работой, безмятежно висела изящная фигурка в сверкающем бальном платье. Я попыталась рассмотреть, что же удерживает ее в воздухе, но женщина, по всей видимости, просто-напросто… парила.
Секундочку! Бальное платье? Не знаю даже, что шокировало больше: то, что женщина висела в воздухе, или то, что она была одета словно на бал, и это посреди грязи и разрухи. Я с нескрываемым любопытством уставилась на нее. Даже отсюда я заметила, что она не жевунья. И дело не только в росте! Было в ней нечто иное. Что-то такое знакомое… только я никак не могла уловить, что именно. Хотя женщина и находилась довольно далеко от меня, казалось, будто ее образ, преодолев разделяющее нас расстояние, отпечатался на сетчатке глаз.
Я никогда не встречала такого прекрасного создания! У женщины были рыжеватые волосы и сияющая кожа, и вся она словно светилась, витая в облаке розовых искр. И тут до меня дошло, от переизбытка эмоций я даже хлопнула себя по лбу. Черт! Должно быть, это Глинда. Ее же звали Доброй Волшебницей Юга, верно?
От безумия всего происходящего у меня тут же загорелись щеки. В фильме «Волшебник Страны Оз» Глинда всегда была моим любимым персонажем — а кто не захочет, как и она, носить шикарные платья и летать в гигантском мыльном пузыре? Маме тоже нравилась именно она, только причина заключалась в другом. «Да, Глинда — ведьма, но ведьма добрая, — всегда повторяла мама. — Вот что значит «взять только самое лучшее».
Ну наконец-то Страна Оз хоть чем-то оправдала свое название. Я просто обязана была взглянуть на Глинду поближе. Сойдя с дороги и оказавшись среди узловатых деревьев, я заметила, что кора у них болезненного голубоватого оттенка. К тому же ветви были усыпаны шипами, и, чтобы не пораниться, приходилось аккуратно их раздвигать. Но все время, пока шла, я смотрела в небо, зачарованная образом Глинды. Я не могла дождаться встречи с ней и даже не обращала внимания на то, что от жуткого грохота машины раскалывается голова.
Стоило мне подойти поближе, как Звездочка словно взбеленилась: принялась царапаться и ерзать у меня на плече. Ей явно что-то не нравилось.
— Может, хватит? — шикнула я. — Боже, это же Глинда!
Даже в таком оглушительном шуме каким-то образом я с легкостью могла расслышать слова волшебницы, эхом разносившиеся по полю, словно она вещала в мегафон.
— Не нужно плакать, малыш, — донесся до меня теплый, мелодичный голос Глинды.
Мальчику-жевуну, к которому она обращалась, было не больше семи-восьми лет. Он занимал малюсенькое сиденье на самом краю качелей. Судя по покрасневшему лицу и опухшим глазам, мальчишка только прекратил реветь и как раз готовился к очередному раунду, от которого его и пыталась отговорить Глинда.
— Все, что мы делаем, мы делаем на благо Страны Оз, — проворковала она. — Ты ведь любишь Оз, правда?
Малыш кивнул и, шмыгнув носом и вытерев слезы, снова принялся раскачивать качели. Тишину вновь заполнил металлический лязг. Моя голова загудела так сильно, что казалось, сейчас взорвется. Ладони невольно взлетели к ушам, чтобы зажать их. Однако это не возымело абсолютно никакого эффекта.
Наконец-то я могла нормально рассмотреть Глинду. Вблизи ее наряд оказался даже более необычным, чем издалека. Вместо прекрасного воздушного платья, описанного в книге, на Глинде было надето некое подобие доспехов: тонкие металлические лепестки складывались в юбку, а пурпурные драгоценные камни украшали грудь и талию, мерцая на импровизированном корсаже. Да, не совсем в моем вкусе, но впечатляло. Она казалась идеальной. Но все же какое-то непонятное тревожное чувство удержало меня, не позволив имени волшебницы сорваться с губ.
Что-то здесь было не так. Издалека Глинда казалась прекрасной, воздушной, неземной. Но вблизи становилось заметно: есть в ней нечто уродливое, неправильное. Что-то с лицом… Да, у Глинды были изящные, тонкие черты лица. Из-под сверкающей драгоценными камнями золотой короны ниспадали идеальные золотисто-рыжие локоны, а на губах сияла добродушная улыбка. Но улыбка эта… она — не знаю даже, как назвать, — была какой-то чересчур лучезарной.
Неестественно широкая и безумная, она растягивала рот волшебницы чуть ли не до ушей. Уголки судорожно подергивались, словно их пригвоздили. И даже когда женщина говорила, они не опускались. Ни на миллиметр.
— Что у нее с губами? — еле слышно поинтересовалась я у Звездочки, когда очередная волна грохота стихла.
Я
