— будь это во сне, в воображении или в литературе (КО; ФК). Поэтому, когда Гарри рассказывает о летающем мотоцикле, который ему приснился, Вернон приходит в такое бешенство, что не может справиться с управлением автомобилем, а затем «поворачивается к Гарри и с лицом, похожим на огромную свеклу с усами, кричит: „Мотоциклы не летают!“». Гарри фактически запрещено расспрашивать о своих родителях: ведь ответы на такие вопросы откроют правду о его магических корнях. Итак, самообман Дурсли не ограничивается только их отношением к магии. В целях сохранения ядра этого обмана они вынуждены скрываться за пеленой банальности и неприятия от всего, что так или иначе является странным в этом мире.
В целом можно сказать, что любая попытка изолировать и ограничить самообман, направив его против определенных неприятных фактов, создает напряжение при восприятии тех фактов действительности, которые при этом искажаются, и тех, которые принимаются без иллюзий. Ни один из элементов реальности не может быть отделен от других, следовательно, любой конфликт между фактическими знаниями и притворством вынуждает человека либо признаться в обмане, либо продолжать обманывать себя далее. В результате самообман может вызвать волнообразную реакцию и перекинуться на другие сферы жизни человека, искажая всё его мышление.
Опасное воздействие всепоглощающего самообмана четко прослеживается в отказе министра магии Корнелиуса Фаджа признать возвращение Волан-де-Морта. После рассказа Гарри о том, как он стал свидетелем возрождения Волан-де-Морта и сборища Пожирателей смерти (КО), признания Барти Крауча (КО), вновь появившейся черной метки на руке Снегга (КО) и высказанного Дамблдором авторитетного мнения (КО) Фадж уже не может просто так уверять себя и других в том, что Волан-де-Морт мертв и исчез навсегда. Поэтому в конце Турнира трех волшебников Фадж говорит, что Гарри нельзя доверять из-за его «змеиного языка» и его подозрительного шрама (КО), что Барти Крауч — всего-навсего сумасшедший, который вбил себе в голову, что Волан-де-Морт руководит им (КО), и что Люциус Малфой, принадлежащий к благородному роду, не может быть Пожирателем смерти (КО), а Дамблдор и его сторонники намеренно сеют панику (КО). Абсурдный самообман Фаджа продолжался целый год, тем самым позволяя Волан-де-Морту и его слугам — Пожирателям смерти — беспрепятственно претворять в жизнь свои ужасные планы. Только когда Фадж своими глазами видит Волан-де-Морта в волшебном мире, все возведенные им иллюзии рушатся, несмотря на все его сопротивление (ОФ).
Подобно многим людям, которые обманывают себя в реальной жизни, Корнелиусу Фаджу приходится придумывать для себя и других множество абсурдных объяснений, вместо того чтобы проанализировать причину самообмана. Разумеется, каждый новый самообман в цепочке ему подобных будет увеличивать риск «разоблачения со стороны любого, кто обладает реальными фактами»[12]. Самообман отличается от обычного обмана: при самообмане человек не способен остановить процесс нарастания новых иллюзий, по крайней мере до тех пор, пока правду уже невозможно будет игнорировать. Следовательно, человек не в состоянии контролировать переход самообмана в иные, более опасные плоскости.
3. Самообман становится привычным способом уклонения от горькой правды
Отстаивая свою точку зрения, сторонники самообмана чаще всего ссылаются на быстрое эмоциональное облегчение, обеспеченное тем или иным самообманом. Отрицание горькой правды они считают удобным способом уменьшения тревоги, обретения надежды и сохранения «лица»[13]. Это близорукое представление о самообмане не учитывает долговременный эффект воздействия, которое самообман производ ит на психику человека и его характер. Пожалуй, одним из самых серьезных последствий этого воздействия является то, что самообман становится привычкой, даже если он касается незначительных вопросов. Люди, для которых самообман превратился в хронический недуг, являются примером того, как ежедневная ложь самому себе может стать универсальным способом маскировать нежелательную истину, даже если она имеет жизненно важное значение. Но как могут мелкие самообманы впоследствии перерасти в большие? Как и в прошлый раз, на этот вопрос нам помогут ответить Дурсли — в частности, Петунья.
Несмотря на то что природа ненависти к магии у Вернона остается для нас тайной, у Петуньи негативное отношение к магии уходит корнями в отрочество, когда ее сестра Лили поступила в Хогвартс. Поэтому, когда Гарри узнает от Хагрида, что он волшебник, Петунья приходит в ярость:
Как ты можешь не быть волшебником, если моя проклятая сестра была именно такой? Ох, она получила точно такое же письмо и тотчас же понеслась в эту школу — и каждый раз, когда у нее были каникулы, она приезжала домой с карманами, полными лягушек, и превращала чашки для чая в крыс. Я была единственным человеком, который понимал, кто она на самом деле: сумасшедшая чудачка! Но для мамы и папы это была «Лили, дорогая… Лили, любимая…». Они гордились тем, что у них в семье есть ведьма… Затем в школе она познакомилась с этим Поттером. Они уехали, поженились и завели ребенка — тебя, и, конечно же, я знала, что ты будешь как они — таким же странным, таким же… ненормальным… а потом она взяла и взорвалась, а ты свалился на нашу голову! (ФК)
Несмотря на то, что этот рассказ — лишь поверхностная интерпретация истории о Гарри и его родителях, в нем Петунья обнажает мучающие ее ревность и зависть к своей одаренной необычайными талантами сестре. Основываясь на предвзятом отношении взрослой Петуньи к волшебству, можно предположить, что она не обсуждала эти проблемы ни с родителями, ни с друзьями. Она не размышляла о своих собственных талантах и достижениях, не задавалась вопросом, насколько ее самооценка зависит от сравнения с сестрой, не хотела разобраться в своих чувствах, даже не пытаясь понять их причины и значение. Петунья решила не утруждать себя этими проблемами: она полностью и безоговорочно подчинилась общественным нормам и условностям, воспринимая их как нравственный долг, как единственно правильный способ существования. Она стала считать магию и волшебство ненормальностью и чудачеством, а ее зависть и чувство собственной несостоятельности преобразовались в ненависть и презрение.
Примечательно, что самообман Петуньи распространяется за пределы ее отношения к магии. С момента нашего знакомства с этим персонажем мы видим ее глубочайшую уверенность в том, что «нет в мире мальчика лучше», чем ее чрезвычайно толстый, глупый и жестокий сын Дадли (ФК). Одиннадцатилетний Дадли бьет Гарри в нос, периодически скандалит и не может прибавить два к тридцати семи — и всё это не вызывает у Петуньи ни малейшего раздражения (ФК). И хотя Дадли так толст, что не помещается на стуле, она беспокоится о
