lepreuve) обоснованности жалоб на несправедливость, техническую проверку (test) объектов и верификацию (verification) научных гипотез? Общим между доказательством, обращенным к нашему чувству справедливости, и научным доказательством являет^ то, что оба они опираются не только на ментальные состояния (такие, как убеждения или мнения), но и на некоторые достаточно стабильные диспозитивы, то есть наборы объектов, оцениваемых с позиций той или иной формы общего (evaluation generale).
Этот подход позволяет избежать традиционного разграничения между тем, что называется «справедливым» (le juste) и предполагает приведение обоснованных, разумных доказательств, и тем, что считается хорошо скоординированным, слаженным и приведенным в соответствие (Vajuste) и подразумевает «доказательство» лишь в виде естественной или инструментальной адекватности вещей той или иной практической задаче.
Обобщение и общее благо: формы величия в политической философии
Особенно явно формы величия4 (grandeurs) проявляются в спорных ситуациях повседневной жизни, когда оценка (evaluation) людей перестает быть очевидной и подвергается сомнению. Именно в такие моменты легче всего выявить различные способы оценки или квалификации людей и вещей. Однако рассмотрение спорных ситуаций не позволяет прийти к систематическому изложению и раскрыть в полной мере принципы величия (principes de grandeur), то есть высшие принципы справедливости, лежащие в основе этих оценок. Построения политической философии, напротив, вполне отвечают всем требованиям моделирования и систематизации. Чтобы доказать свою правоту, философ вынужден обосновать предлагаемое им определение высшего блага (bien соштип), соответствующего той или иной форме величия. Следовательно, сравнительный анализ ряда построений политической философии может позволить выявить различные принципы справедливости и построить затем общую модель, показывающую, как акторы используют их для доказательства правомерности своих жалоб.
Таким образом, обращение к текстам политической философии дало нам возможность продвинуться в понимании способностей (capacites) акторов, используемых ими при обосновании справедливости своих действий — или при критике чужих. Внимательное изучение спорных ситуаций (disputes) показывает, что споры не сводятся ни к жесткому отстаиванию сторонами своих интересов, ни к хаотичному и бесконечному столкновению несовместимых мировоззрений, подобному разговору глухих. Напротив, в ходе спора — при условии, что он исключает насилие — выявляется необходимость поиска обоснованных аргументов, подкрепленных твердыми доказательствами, а также и требования, которым эти аргументы должны удовлетворять. Таким образом, в самом разногласии (differend) обнаруживаются попытки достижения согласия (accord), поиска точек соприкосновения. Построения политической философии чрезвычайно важны для понимания подобных требований. Они позволяют в полной мере прояснить основания доказательств и оправданий, которые чаще всего не формулируются эксплицитно в пылу споров и конфликтов.
Следует, однако, отметить, что главы, посвященные анализу классических текстов политической философии, не должны читаться вне зависимости от наших общих построений. В противном случае наше предприятие выглядело бы слишком амбициозным: не хватит и целой жизни, чтобы провести параллельный анализ сочинений, которые используются здесь только для построения модели «градов» (module des cites) и для того, чтобы собрать воедино и систематизировать некоторые комментарии к этим моделям. Как станет видно из дальнейшего, философские тексты рассматриваются нами не сами по себе и не как продукт определенной эпохи, а как попытки создания их авторами политических «грамматик» (grammaires), то есть общих правил, определяющих характер связей между людьми. Наш подход подразумевал изучение текстов под общим углом зрения, подобно тому, как это обычно происходит при кодировании корпуса данных.
Подобный подход к политической философии побудил нас отказаться от анализа философских систем, сводящих — из стремления к реализму или же в целях социальной критики — общественные отношения к отношениям господства или силы. Мы предпочли им построения, в которых ставится задача установления равновесия (equilibre) в политическом сообществе или «граде» (cite). Общая черта подобных построений заключается в том, что они создают образ мира (monde), где люди четко отличны от других существ (etres) и подобны друг другу благодаря основополагающему равенству между собой. Можно сказать, что данные философские системы отличает стремление обосновать идею единства или общности человеческой природы. Именно это общее свойство и позволило нам сопоставить разные теоретические системы, раскрыв заложенные в них принципы построения легитимного порядка. Это такие принципы, как идея благодати в «Граде Божием» Блаженного Августина; патриархальный принцип в «Политике» Боссюэ; понятия славы и общественного мнения в «Левиафане» Гоббса; теория общей воли в «Общественном договоре» Руссо; принцип богатства в «Богатстве народов» Адама Смита и, наконец, идея производственной эффективности в «Индустриальной системе» Сен-Симона. Мы стремились тем самым показать, что даже такое политико-философское учение, как политическая экономия, которая узаконила индивидуализм, создав образ мира, основанного на товарном обмене, может быть рассмотрено как попытка построения модели общего блага. И в труде Адама Смита это видно лучше, чем в последующей экономической теории, так как сам Адам Смит в «Теории нравственных чувств» проясняет антропологию человеческих способностей (capacites), соответствующих рыночному миропорядку.
Однако сближение разных философских систем важно не только для того, чтобы подчеркнуть их интерес к идее общности человеческой природы (commune humanite). Существенным является и то, что каждая из философий предлагает свое определение «величия великих» (la grandeur des grands), устанавливающее справедливый порядок (ordre justifiable) в отношениях между людьми. На эти принципы и опираются люди, когда им надо обосновать справедливость своих действий или подкрепить свою критику весомыми аргументами. Конечно, это вовсе не означает, что рядовые члены нашего общества обязательно знакомы с текстами философских сочинений, на основе которых мы построили модели компетенций (modules de la competence), применяемых акторами в ситуациях разногласий. Тем не менее порядки справедливости, формализованные в этих философских системах, встроены также и в депозитивы объектов, на основе которых возникают ситуации повседневной жизни.
Поиск общей модели
Попеременное обращение к классическим построениям политической философии и к операциям обоснования справедливости {justifications), осуществляемым акторами в ситуациях спора, позволило установить тесную связь между политической философией и социологией. Благодаря этому мы смогли избежать распространенного и зачастую полемически заостренного противопоставления этих двух дисциплин, согласно которому философии свойственна трансцендентальная установка на выявление самых общих принципов, а социологии — внимание к разнородным явлениям, часто осуждаемое как релятивизм. Это противопоставление имеет более общий характер и встречается в самых разных научных дискуссиях, как, например, в случае, когда юриспруденция противопоставляется социальным наукам, а законы — социальным практикам. Признание многообразия форм общего {formes de generalite) и, соответственно, форм величия {formes de grandeur), используемых для обоснования справедливости действий, объясняет также и то, что в нашей работе мы уделяем большое внимание различным проявлениям чувства справедливости (sens du juste). Принцип плюрализма сближает нашу позицию с позицией Майкла Уолцера в «Сферах справедливости» (Walzer, 1983) и определяет наш интерес к теории справедливости, учитывающей многообразие способов
