женщину поискать? Попытаться с кем-то другим? Тут всё чересчур сложно.
— Может, тебе другую найти? Вместо Вали?
— Тихо, тихо! Не кипятись. Я уж понял, что глупость сморозил, извини! А что тогда делать? Сколько миллионов лет ждать?
— Я вижу, что нравлюсь Юстине. За это же говорит тот факт, что она оценила мою откровенность, потому и не выгнала меня взашей, хоть и справедливо славится крутым нравом. И карты я сразу раскрыл по этой же причине. Юстина испытала шок, на этот раз со знаком «плюс», и я надеюсь, что это стало началом процесса её полного восстановления.
— Как всё сложно!
— Наоборот, всё просто. Мне порой кажется, что я вижу её насквозь, понимаю, как самого себя. Юстина такой человек, с которым нужно общаться максимально откровенно, без обиняков и длительных подъездов. Так что всё я сделал правильно, и теперь жду результатов.
— Но ты хоть ухаживаешь за Юстиной как-то? Цветы, конфеты, цацки? Внимание? На свидание пытаешься пригласить? Или просто ждёшь, как ждун?
— Я просто работаю на неё. Нахожусь рядом, но не предпринимаю никаких видимых попыток завоевать её.
— Мда. Хорошо, что Славки нет, он бы тебя сейчас обложил по полной. Я так не могу. Если тебе хочется ждать у моря погоды — твоё право. Я должен поддержать тебя, мы же друзья.
* * *
Евгений постучал в двери кабинета Юстины.
— Можно?
— Женя, сколько раз тебе можно повторять: ты можешь входить сюда без стука.
— Ну мало ли… — улыбнулся Евгений и устроился на самом ближайшем к месту начальницы стуле.
— Что? В какой неудобной ситуации ты боишься меня застать? Нагишом я здесь не хожу.
— А жаль, — себе под нос пробормотал Женя — не удержался.
— Что? — вскинула брови Юстина.
— Ничего, — Женя честно смотрел в её глаза.
— Чай будешь?
— Давай, если не жалко.
Юстина встала и включила чайник, приготовила чашки.
— С чем пришёл, Женя? С тем, о чём я думаю?
— Да, с отчётами по различным видам наблюдения за госпожой Седельниковой.
— И как? Твои подозрения оправдались?
— Вот, прочти. Полностью оправдались.
Юстина бегло просмотрела бумаги, положила на свой стол — для дальнейшего более подробного изучения. Тяжело вздохнула.
— Значит, она всё же пыталась ввести нас в заблуждение. И ты имеешь полное право воскликнуть: «А что я говорил!»
— Я не буду восклицать, Тина. Бывший муж Седельниковой, Анатолий Вениаминович, никогда не изменял ей, и познакомился со своей нынешней супругой уже после развода с Седельниковой. Кстати, развод инициировала именно Седельникова, поскольку нашла себе приятеля моложе неё на пятнадцать лет. Анатолий Вениаминович, видимо, будучи сначала в состоянии аффекта, готов был простить жену, пытался образумить её, вернуть в семью. Правда, как только пришёл в себя, быстро согласился на развод. И только через полгода после того, как его официально развели с первой супругой, он в театре познакомился с нынешней. Они ровесники, вторая жена, вроде, даже постарше его на год.
— И тут у Седельниковой что-то не срослось на личном с её юным ромео, а бывший уже женат и счастлив в браке?
— Вот именно. Кто виноват в том, что она идиотка, и разрушила свою семью? Правильно, счастливый бывший. Вот то ли дело, если бы он всё это время страдал в одиночестве! Тогда бы наша звёздная звезда и внимания на него не обратила. А теперь, чтобы ей стало хорошо, ему должно стать плохо.
— По одному из пунктов договора, за введение агентства в заблуждение Седельникова заплатит неустойку. А за попытку сговора с сотрудницей агентства, тем более. Чего она хотела от нашей Олеси?
— Олеся должна была во время обеда, на который Анатолий Вениаминович ходит в одно и то же место, как бы случайно оказаться с ним за одним столом и подмешать ему что-то в чай. А далее на арене собиралась появиться сама звезда — Седельникова.
— Значит, неустойка будет ещё больше.
— Я думаю, это не всё, Юстина.
— Ты получишь премию за проявленную бдительность и проведённую работу.
— Обойдусь. Меня вполне устраивает моя зарплата, а я выполнял свою работу.
— Донкихотство ни к чему, Женя! Ты спас репутацию агентства, мою репутацию. Потому не спорь.
— Но я говорил не об этом.
— А о чём? Ты собираешься привлечь к делу полицию?
— Если Анатолий Вениаминович сочтёт нужным, то привлечёт. А мы должны рассказать обо всём ему.
— То есть⁈
— Ты мне чай обещала, Юстина.
— Прости, сейчас! — Юстина вскочила и начала заваривать чай. — Как рассказать, Женя?
— Обыкновенно. Предупреждён — значит, вооружен. Он должен знать о том, что бывшая мечтает напакостить ему и не гнушается ничем. Пусть сам побеседует с ней, или пусть обращается в правоохранительные органы, в общем, пусть пресечёт на корню её потуги.
— Но ведь тогда придётся рассказать ему об агентстве! А вдруг он пойдёт-таки в полицию?
— Это наш моральный долг, Юстина! Знать о том, что против человека плетутся очень некрасивые интриги, и сообщить ему об этом.
— А сообщить как-то так, чтобы без нюансов и тонкостей?
— Как, Юстина? Сорока на хвосте принесла?
Поставив перед Евгением чашку с чаем и корзинку с печеньем, Юстина села и задумалась.
— Ты ведь всё равно расскажешь Анатолию Вениаминовичу обо всём, да? — спросила она через некоторое время. — Даже если я буду против? Даже несмотря на то, что вы с друзьями тоже когда-то сплели неплохую такую интригу, и лишь чудом не начали воплощать планы в жизнь?
— До уголовщины мы всё же не дошли тогда, и не собирались. Я одно могу сказать: если знаешь об опасности, угрожающей человеку, ты должен о ней сообщить ему. Это всё. Можешь увольнять меня за разглашение прямо сейчас.
Юстина с минуту внимательно рассматривала бледное лицо Евгения.
— Ты такой упрямый, да?
Женя пожал плечами, будто сказал: «Думай хоть что!».
— А если ты такой упрямый и несгибаемый, то почему даже не пытаешься больше ухаживать за мной? Уже разлюбил?
— Нет, не разлюбил, — пристально глядя на Юстину, ответил Евгений. — Наоборот. А не ухаживаю, поскольку не хочу, чтобы ты уволила меня за нарушение правил. Я хочу быть рядом с тобой. Если нельзя по-другому, то хотя бы так.
Юстина, положив подбородок на сцепленные пальцы, внимательно рассматривала Евгения. Рассматривала долго и настолько внимательно, что он почувствовал, как у него начинает сбиваться дыхание, а между лопаток пробегает холодок.
— Я устала, Женя, — спокойно и почти равнодушно сказала Юстина. — Устала от графика, устала от придуманных мною правил, от рамок, в которые сама себя загнала. И мстить устала. Я теперь не могу думать ни о чём другом, кроме того, что
