Зоя Шабанова встала.
— И я, — крякнув, вскочил со своего места Бульбаш.
— Мы напишем коллективное письмо! — едва слышно пискнула Марта Мирбах, но для нее, очень тихой интеллигентной дамы, даже это было высшим проявлением храбрости.
— Товарищи, давайте решать вопрос конструктивно, — попыталась вставить свои пять копеек Громыхина. — Решение может быть пересмотрено, но нам точно не нужен скандал…
Журналисты принялись возмущенно переговариваться, уже не стесняясь Хватова и остальных. На Клару Викентьевну смотрели с плохо скрываемым возмущением, хотя она-то и вправду пыталась решить дело миром. И перед гостем из областной столицы меня аккуратно прикрывала. Даже не знаю, что могло произойти дальше, но положение спас Краюхин. Он попросил тишины и обратился к моему неожиданному преемнику:
— Богдан Серафимович, я предлагаю учесть мнение коллектива.
— Я… — Клара Викентьевна подняла правую руку. — Я поддерживаю предложение товарища Краюхина. Как я уже сказала, Евгений Семенович Кашеваров обладает высокой квалификацией. И, как мы смогли убедиться, пользуется в коллективе авторитетом.
— Что ж, — Хватов попытался сделать хорошую мину при плохой игре. — Мы против перегибов. Каждому нужно дать шанс, даже таким, как Кашеваров… — на этих словах журналисты возмущенно выдохнули. — Я даю Евгению Семеновичу испытательный срок. Месяц. Или четыре номера, но только в качестве корреспондента. Если он докажет, что осознал ошибки, готов дальше нести свет знаний советским людям, тогда его кандидатура на пост главреда вновь будет рассмотрена.
— Евгений Семенович, мы с вами! — шепнула мне Мирбах, пока наш разговор заглушили дружные аплодисменты.
Я кивнул Марте Рудольфовне, а потом встал. Шум и гам сразу же прекратился, все с интересом поглядывали на меня. Хватов тоже смотрел — оценивающе, но больше ненавидяще. Интересно, неужели он и в самом деле считает меня классовым врагом? Хотя скорее не так — не классовым врагом, а змеей, пригревшейся на груди трудового народа. Но ничего, на моей стороне поддержка коллектива, а еще неумолимый ход истории. Ветер перемен, который вот-вот повеет и над советским Андроповском.
— Я согласен на испытательный срок, — мне не хотелось произносить пламенных речей, достаточно было лишь этой короткой фразы.
— Вот и замечательно, — улыбнулся Хватов. — Тогда с вас и начнем. Какой материал вы подготовите в следующий номер газеты?
— Репортаж о праздновании Дня комсомола, — я использовал загодя заготовленный вариант. — Вечером в районном доме культуры состоится концерт художественной самодеятельности.
— Вот и приступайте, — нарочито спокойно сказал Богдан Серафимович.
* * *
После планерки меня в коридоре поймали Краюхин с Кларой Викентьевной. Хватов прошествовал в теперь уже его кабинет и не мог нам помешать. Вот только я, если честно, наоборот, хотел, чтобы он сейчас грозно выглянул из-за двери и разогнал нас. Не было у меня никакого желания говорить с парторгшей и первым секретарем. Просто хотелось выдохнуть.
— Евгений Семенович, ты, главное, сохраняй спокойствие, — уверенно убеждал меня Краюхин. — Сейчас наверху черт знает что творится… Переждать надо.
— Делайте то, что говорит Хватов, не спорьте, — вторила ему Клара Викентьевна. — Тише едешь, дальше будешь. Уверена, что ваша кандидатура вновь будет рассмотрена.
— Хорошо, не волнуйтесь, — ответил я. — Я спокоен. А сейчас, извините, мне нужно работать. Статья сама себя не напишет.
Сказав так, я заглянул в кабинет, где работал в будущем. Там сидели трое бунтовщиков — Соня Кантор, Зоя Шабанова и Виталий Бульбаш. Не было только Марты Мирбах, но я не придал этому особого значения. Вряд ли просто так ляпнула про запрос в обком, но даже если вдруг передумала, мне достаточно и обычной моральной поддержки. Прорвемся!
— Спасибо, коллеги, — еще раз поблагодарил я, и лица мятежной троицы озарились улыбками. — Мне очень приятно, что вы за меня вступились.
— Это искренне, Жень, — кивнул Бульбаш. — Ты сам-то что теперь собираешься делать?
— Работать, — я с улыбкой пожал плечами. — Больше будет времени на статьи, а со сдачей номеров пускай возится Хватов. А потом… Сами же слышали, что ему пришлось уступить, и теперь у меня испытательный срок. Месяц — не так много, выдержу. А с такими, как вы, даже с легкостью. Глядишь, Хватову самому раньше надоест.
— Хватов — тип еще тот, — принялся рассуждать Виталий Николаевич. — Сковырнуть его тяжело, я же после него главредом стал. Шутка ли, пятнадцать лет его фамилия в выходных данных стояла. Но есть нюанс: теперь-то ему не интересно районкой заниматься, он в Калинине высокая шишка. Так что не планирует Хватов здесь долго руководить, тут мы с тобой одинаково думаем. Поставит кого-нибудь из своих и спокойно укатит. Вот я чего опасаюсь. Еще хорошо, если тебя не подставит при этом.
— А может, из наших кому предложит? — предположил я, держа в уме старушку Метелину.
— Вряд ли, — Бульбаш покачал головой. — Из сильных никто не пойдет. А слабым это и так не нужно. К тому же, как оказалось, коллектив у нас спаянный. Значит, нужен человек со стороны, незаинтересованный. А набрать приближенных — это дело нехитрое.
— Согласен, — пару мгновений подумав, сказал я. — Ладно, давайте к делу. Хоть я уже и не главный редактор, но класть на газету с прибором не собираюсь…
В этот момент в дверь аккуратно, но уверенно постучали. Не дожидаясь ответа, таинственный посетитель заглянул внутрь — сначала просунул нос, затем просочился сам. Им оказался мужчина лет пятидесяти с небольшим, худощавый, аккуратно одетый, с любопытными бегающими глазами. На голове у него торчала непропорционально высокая шляпа, как будто она была на пару размеров меньше и попросту не налезала. Но самое интересное — на вытянутых руках посетитель держал зажатые в кулаках согнутые куски проволоки в виде буквы «Г».
— Простите, вы кто? — осведомился я. — И к кому?
— Мне нужен главный редактор Евгений Семенович Кашеваров, — ответил мужчина. — Вернее, мне сказали, что он уже не главный редактор, но это не важно… Сказали также, что я могу найти его здесь.
— Кашеваров — это я, — мне пришлось раскрыться, хотя посетитель вел себя достаточно странно. — С кем имею честь?..
— Валетов, — представился гость, протянул раскрытую правую ладонь для рукопожатия, выронил проволочку, наклонился, схватил ее, неловко улыбнулся. — Электрон Сергеевич.
— Необычное имя, — отметил я и тут же спохватился. В первые годы советской власти людей и вовсе называли Тракторами, Факелами и Ракетами. Куда уж там Ленинианам и Сталинам. А тут всего-то лишь Электрон.
— На самом деле меня зовут Степан, — признался загадочный тип. — Это имя по паспорту. Но мне бы хотелось быть Электроном. Так я могу с вами поговорить?
— Разумеется, — кивнул я, смутно догадываясь, что диссидент Котенок не единственный, кто сегодня вгоняет меня в ступор, напоминая о странной публике из моей прошлой жизни. — Чем могу помочь, Электрон Сергеевич?
— Я прочитал в газЭте, — он именно так и сказал, «в газЭте», через Э, — статью вашего корреспондента о шарлатанах.
— Вот
