Будучи одним из самых любопытных людей в мире, мистер Квин остановился, чтобы взглянуть на письмо. На дешевом конверте отсутствовали марка и штамп, а адресат был обозначен якобы детскими каракулями, просто: «Для Эллери».
Мистер Квин был удивлен и обрадован — удивлен, так как письмо явилось полной неожиданностью, а обрадован, потому что крайне нуждался в новых фактах. Он разорвал конверт и вынул из него лист такой же дешевой бумаги.
Текст письма был написан теми же стилизованными буквами:
«12/1/65
Ни гугу! Если Вы расскажете то, что знаете, я убью и Вас тоже».
Подписи не было.
Являлось ли это развитием дела? Едва ли. Письмо лишь сильнее запутывало ситуацию. Эллери не впервые сталкивался со словоохотливым убийцей, но что именно он должен был «знать»?
Эллери стал размышлять над этой проблемой и вскоре приободрился. Очевидно, его предполагаемые знания были опасны для убийцы. Следовательно, дрожжи в вареве начали действовать. Страх может создать клейкое зелье, которым убийца подавится.
Эллери сунул письмо в карман и вышел из дома.
Приехав в многоместном автомобиле в Конхейвен, он остановился у кампуса университета Мерримака и нашел университетский музей. В главном офисе похожего на склеп здания Эллери обнаружил ожидающего его Вулкотта Торпа, о встрече с которым заранее договорился по телефону.
— Вы заинтриговали меня, мистер Квин. — Куратор коснулся руки Эллери своей высохшей лапкой. — И встревожили. Насколько я понимаю, вы расследуете убийство бедняги Годфри. Зачем я вам понадобился?
— Вы подозреваемый, — напомнил Эллери.
— Конечно! — Торп поспешил добавить: — Как и все мы. Но если я кажусь виновным, то такова человеческая натура.
— В том-то и беда или одна из бед, — улыбнулся Эллери. — Я не раз видел, как ни в чем не повинные люди при очной ставке выглядели виновными. Но я здесь не для этого, так что перестаньте беспокоиться. Музей для меня все равно что цирк для мальчишек. У вас есть время показать мне его?
— О да! — Торп просиял.
— Меня интересует то же, что и вас. Западная Африка, не так ли?
Сияние стало ярче.
— Пойдемте со мной, друг мой! — воскликнул Вулкотт Торп. — Нет, не сюда…
В течение следующего часа Эллери пользовался необъятной эрудицией Вулкотта. Его интерес отнюдь не был притворным. Эллери всегда тянуло к древностям и к антропологии (разве она не являлась своего рода расследованием?), поэтому он был искренне очарован артефактами из Западного Судана и района Кайеса на Сенегале — идолами, фетишами, масками, амулетами, головными уборами, состоящими из помпонов, которыми пользовались племена мандинго, отгоняя силы зла.
Осыпаемый информацией Эллери наконец прервал куратора, попросив у него лист бумаги для заметок. Торп принес ему музейный бланк, и Эллери, готовясь записывать, с усилием оторвался от мрачных африканских трайбализмов.[16]
Надпись, шедшая по верхней кромке музейного бланка, занимала две строчки. На нижней было полное название учреждения: Музей университета Мерримака, а на верхней — аббревиатура «MUM».
Торп извинился и отошел на минуту. Сложив бланк вдвое, Эллери достал из кармана анонимное письмо, которое утром взял с подноса. Он собирался положить музейный бланк в конверт, когда его внимание привлекла надпись каракулями.
«Для Эллери».
Нет, неправильно!
Последняя буква обладала длинным хвостиком, который явился причиной ошибки при чтении. При внимательном обследовании «ри» оказалось хвостатой «н».
«Для Эллен».
Это Эллен знала нечто опасное для убийцы. Это ей угрожали.
Вернувшись, Вулкотт Торп с удивлением увидел, как его посетитель стукнул себя кулаком по лбу, сунул конверт в карман и, не попрощавшись, метнулся к выходу.
* * *
Сидя за рулем многоместного автомобиля, Эллери мчался назад в Райтсвилл, проклиная каждое препятствие, вынуждавшее его снижать скорость. Оставив машину на подъездной аллее, он пронесся мимо встревоженной Маргарет Кэсуэлл и вверх по лестнице самыми длинными прыжками, какие только могли совершать его длинные ноги, после чего ворвался в комнату Эллен.
Женщина сидела у окна в шезлонге в ниспадающем свободными складками одеянии, словно предназначенном для позирования Гейнсборо,[17]потягивая горячий шоколад из полупрозрачной фарфоровой чашки.
— Очевидно, мистер Квин, — осведомилась Эллен тоном знатной леди, пребывающей не в лучшем расположении духа, — я должна быть польщена вашим бесцеремонным вторжением?
— Прошу прощения, — пропыхтел Эллери. — Я боялся, что вы мертвы.
Веджвудские[18]глаза стали пронзительно-голубыми. Эллен поставила на столик антикварную чашку.
— Вы сказали — мертва?
Он протянул ей анонимное письмо:
— Прочтите.
— Что это?
— Письмо для вас. Я нашел его утром на подносе и вскрыл по ошибке, думая, что оно адресовано мне. В итоге я очень этому рад. Возможно, вы тоже будете благодарны.
Эллен взяла письмо и быстро прочла его. Бумага выскользнула у нее из руки, задела край шезлонга и упала на пол.
— Что это значит? — прошептала она. — Не понимаю.
— Думаю, что понимаете. — Эллери склонился над ней. — Вы знаете нечто опасное для убийцы вашего отца, и убийце это известно. Расскажите мне об этом ради вашей же безопасности, Эллен! Подумайте — что может объяснить такую угрозу?
Страх в ее взгляде внезапно сменился хитростью. Она опустила веки, полуприкрыв глаза.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Скрывать это просто глупо. Рядом с нами убийца, готовый на все. Говорите, Эллен.
— Мне не о чем говорить. Я ничего не знаю. — Она отвернулась. — Не будете ли вы любезны удалиться? Я не вполне одета для приема.
Эллери спрятал записку и вышел, проклиная всех упрямых идиотов. В добавление к прочим обязанностям ему теперь предстоит неблагодарная работа быть сторожевым псом при Эллен.
Что же она скрывает?
* * *
Джон, глядя на бледное солнце над верхушками сосен, декламировал начальные строки «Снегопада».
— Уиттиер,[19]— объяснил он. — Я все еще испытываю к старику детскую привязанность.
