Книга Повилика - Катерина Крутова

и требовали особого контроля. Отлично зарекомендовавший себя в боях, Ярек Земан не гнушался и дворцовых интриг. И, хотя от рожденья он не мог похвастаться ничем кроме выдающихся внешних данных — мелкий дворянский титул не имел под собой ни богатства, ни влияния — к двадцати пяти годам Ярек заслужил репутацию бесстрашного и беспринципного стратега, не боящегося замарать руки ни в крови соперников, ни в грязи чужого белья. После шумной столицы барон откровенно скучал в живописной провинциальной глуши. Главным развлечением стали охота, да румяные молодки, готовые не только стелить господину постель, но и расстилаться на ней.

Вьючные лошади с добычей уже были отправлены в замок. День задался — муфлона и пару косуль загнали верные алаунты, а свирепого вепря барон добыл собственноручно — одним метким ударом кабаньего копья. Еще не остыла разгоряченная азартом погони кровь. Ярек Земан мечтал о бочонке хмельного пива, сговорчивой трактирной девке и жирном куске печеного мяса. Без особого интереса оглядел он небольшую деревенскую площадь. Внезапно внимательный темный взгляд выцепил из толпы ладную девицу с копной густых волос цвета сжатого хлеба, в яркой искусно расшитой жилетке и юбке, подоткнутой на поясе так, что под краем подола мелькали округлые икры. Барон невольно залюбовался точными движеньями незнакомки, со знаньем дела представляя все гибкое молодое тело, скрытое традиционным нарядом. Не замечая соглядатая, девушка забралась в огромную тачку и принялась аккуратно укладывать купленные и выменянные товары. Молчаливый мужчина с черными как смоль, забранными в хвост, волосами споро помогал ей. Но вдруг порыв ветра взметнул подол, заставив незнакомку выпрямиться, оправить одежду и подтянуть ленту в волосах. В этот миг мельком взглянула она в сторону барона и его дружины — осеннее солнце рассыпалось брызгами разноцветного витража — золото, изумруды, сапфиры и червонное серебро блеснули в девичьих глазах.

— Узнай, кто она, чья и откуда, — хрипло приказал Ярек молодому пажу, — но тихо, чинно. Внимания не привлекай.

Тем же вечером в разгар пирушки в харчевне запыхавшийся юноша шептал на ухо хмельному барону: «Повиликой зовут. То ли дочь, то ли воспитанница Карела Балаша, бастарда разбойника Мелихера, что до вас этой землей владел. Живут в руинах замках на склоне Ситно. В деревне на хорошем счету оба, нрава доброго, работящие. Она по кружевам мастерица и в травничестве смыслит. А он…»

Но барон нетерпеливо прервал доклад, хлопнул по столу и гаркнул:

— Скоро, братцы, нас ждет еще одна славная охота! Не дадим мечам в ножнах заскучать!

*

Я хожу из угла в угол по нашей супружеской спальне. Голова взрывается, не способная принять новые данные — откровение дочери, утраченные воспоминания, заговор жены и тещи, загадочный гримуар… Еще и эти видения — женщина из прошлого с разноцветными глазами, теперь получившая имя «Повилика». Мне надо все обдумать, взвесить, побыть в тишине и покое — обычно это помогает. Вытаскиваю спортивную сумку и принимаюсь бессистемно кидать туда белье, рубашки, джинсы, носки. Заталкиваю баул под вешалки в гардеробной, чтобы Лика не нашла и спускаюсь до магазинчика на углу. В кухне тихо — ни жены, ни тещи не слышно. Никем незамеченный выхожу из дома — покупаю зубную щетку, дезодорант и несколько банок консервов. Вряд ли в бунгало на побережье осталась какая-то еда с нашего прошлого визита. Медленно, точно нехотя, иду к дому, специально выбирая самый длинный маршрут. Сквозь панические настроения и одержимость мистическим заговором пробивается тихий голосок разума: «Что с тобой стало, Влад? Как ты докатился до того, что прячешься от жены, боишься посмотреть ей в глаза и прямо спросить — что за чертовщина творится в нашей семьей? В твоей семье. Или ты всегда был таким жалким, трусливым червем, незаслуженно выбранным в мужья лучшей женщиной, которую тебе доводилось встречать в жизни?» Я злюсь от накатывающего стыда и преисполняюсь решимости. Лика ждет меня сидя на краю кровати и расчесывает прекрасные золотистые волосы. Молча забираюсь под одеяло и выключаю свет. Жена устраивается рядом, привычно кладет мне руку на грудь. Прикосновение это — такое простое, родное, домашнее, успокаивает мятущееся беспокойное сердце. Это ведь моя Лика — добрая, заботливая, понимающая. Что же я веду себя как дурак?

— Вы часто ругаетесь с Викторией? — спрашиваю тихо и касаюсь ее плеча кончиками пальцев.

— Бывает, — супруга не отрицает недавнего скандала.

— Я вспомнил тут кое-что… — тяну задумчиво, как бы между делом, чтобы не спугнуть.

— Сам вспомнил? — в тоне жены заметен интерес.

— Почти. Полина помогла, — решаю не увиливать и посмотреть, что будет.

— У нее сильный дар, — подтверждает Лика и устраивается удобнее.

— Не будешь отрицать? — я удивленно напрягаюсь.

В ответ на меня в упор смотрят ярко синие, глубокие точно зимняя ночь глаза:

— Зачем? Как вспомнил, так и забудешь. Воспоминания пластичны — остаются действия, последствия, но не причины.

— Ты сотрешь мне память? — вероятно, мое лицо выражает откровенный ужас, потому что Лика смеется и ласково треплет за щеку.

— Дурашка. Многие отдали бы все за избавление от сомнений и мрачных дум.

— Но они — часть меня! — напрягаюсь, пытаясь отстраниться, но жена игриво кусает за губу, а затем внезапно целует глубоко и страстно. И вот уже руки, секунду назад желавшие оттолкнуть — обнимают, а тело, дрожащее от испуга, испытывает возбуждение совсем иного свойства. Наслаждение умелыми ласками растворяет сомненья и страхи в океане удовольствия. И когда я обессиленный выныриваю на поверхность, благодарно прижимаю горячее тело жены и готовлюсь погрузиться в сон, звучит тихое на самом краю сознания:

— Я умру без тебя, Влад…

*

Лика слушает мерное дыхание мужа. Осторожно высвобождается из объятий и, как есть, нагая, идет в гардеробную. Собранную сумку она нашла еще днем. Ее сил недостаточно, чтобы удержать — только сгладить на некоторое время, спрятать проблему под ласками, как сегодня. Завтрашний день потребует решений. Женщина распахивает стеклянные двери в теплую майскую ночь и выходит на балкон. Первая фаза полнолуния ярка и свежа. Лика расправляет плечи, закрывает глаза и подставляет обнаженное тело легкому бризу и лунному свету. Касаясь молочно-белой кожи, лучи проникают вовнутрь, напитывают своим сияньем и струятся по венам. В узоре серебряной паутины, опутанная лунной лозой, Лика и сама становится светом. Луна принимает в объятья ту, кто ищет ответа.

Из темных окон ближайшего дома наблюдает за соседкой спустившаяся за стаканом воды мадам Дюпон. Сквозь раскидистые ветви бузины, на балконе, выходящем в маленький сад, нагая Лика подобна прекрасной античной статуе, изнутри сияющей лунным перламутром.

— «Просто вышиваю подушки»… Ну-ну, ну-ну, — бубнит под нос старушка, возвращаясь в кровать.