Джентиле развёл руками:
— Может оттого, что они уже были в пользовании.
— Даже бабу, если она хороша, вы возьмёте себе, пусть она и была до вас в пользовании, а уж про оружие и говорить не нужно. Там же нет ломаных арбалетов?
Ламбриец молчал.
— В общем, если вы готовы купить, то берите их по пять талеров.
Ротмистр арбалетчиков, поглядывая на Волкова, думал, а потом сказал:
— Поеду в Мален, если предложу моим друзьям по четыре пятьдесят, думаю, они согласятся.
— Езжайте. Предложите по четыре пятьдесят, — согласился кавалер.
Ротмистры поклонились и вышли из его шатра.
Вечером долго-долго в его шатре сидел вымытый Сыч и его приятель, что был с ним в тюрьме. Сыч всё говорил и говорил про тюремную жизнь. Говорил он весело и так интересно, что и Максимилиан, и юный Гренер, и даже серьёзный фон Клаузевиц его слушали и смеялись. Монах брат Ипполит пришёл, смеялся со всеми так, что позабыл про пост, стал пить вино. И другие молодые господа стали проситься в шатёр, а Волков всех пускал, не гнать же. И вскоре в шатре места не было, где присесть, и так в шатре тепло стало, что кавалеру пришлось раздеться до рубахи. И он всё требовал и требовал вина, пока оно не кончилось. Всё выпили мо́лодцы, а Сыч, не снимая шубы в жаре, всё не унимался, рассказывал и рассказывал разные случаи из своей жизни. И Волков видел его пьяное веселье и был рад, что отживел он, что был уже не таким, каким его привезли утром. Вот только худоба да отсутствующие зубы говорили, что Фриц Ламме недавно был в тюрьме.
Глава 5
На рассвете пленным раздали хлеб и просо, дали котлы, разрешили варить еду. Кавалер не успел отдать приказ, чтобы их больше не кормили, как с того берега приплыл посыльный и сказал, что совет кантона Брегген просит и дальше кормить пленных, так как решение принято, и сейчас советники только думают, брать деньги из казны или объявить сбор с гильдий, селений и коммун.
Волков тряс пальцем у приехавшего горца перед носом и отчитывал его, хотя понимал, что это всего-навсего посыльный:
— Думаете, я ваши хитрости не вижу, умными себя полагаете? Думаете, дурачить меня будете без времени? Не надейтесь, сегодня последний день, что я кормлю ваших людишек из своего кармана, завтра всё это велю прекратить. Так и передайте этим пышным господам из вашего совета.
— Я… я передам… всё передам, — мямлил посыльный.
— Ишь ты, — глядя вслед уплывающей лодке, говорил Волков, — думают, что я буду ждать, пока они объявят сбор да начнут собирать деньги.
— Думаете, привезут деньги завтра? — спросил у него фон Клаузевиц.
— Надеюсь, что так, — ответил Волков. — Господин Рене.
— Я здесь, кавалер, — откликнулся ротмистр.
— Вы, кажется, говорили, что солдаты ваши жаждали резать горцев.
— И сейчас будут не против, — заверил его Рене.
— Скажите им, что каждый, кто был в бою у холмов, получит долю от выкупа пленных. Может, это остудит их кровожадность.
— Думаю, что это их порадует, — произнёс Рене.
Нужно было посчитать, сколько всего остального они захватили, и для этого Рене, Роха и Брюнхвальд пришли в его шатёр. Только расселись с бумагами, как вернулся Максимилиан и сообщил, что приехал Бертье. Уже по виду молодого знаменосца кавалер понял, что дело странное. Максимилиан, если и не был напуган, то уж точно был удивлён или обескуражен:
— Кавалер, — говорил он заметно тише обычного, словно не хотел, чтобы слышал его какой-нибудь посторонний, — Бертье приехал, встал чуть севернее лагеря.
Волков, ещё не понимая этого странного поведения молодого человека, сказал:
— И зачем же он там встал? Пусть сюда едет.
— Он просит вас быть к нему, — всё так же загадочно говорил Максимилиан. — Дело важное.
Все, все, кто был в шатре, смотрели на него с непониманием. А Роха, который был небольшим любителем бумаг и всякой писанины, сказал:
— Господа, вы тут занимайтесь делами, а я пойду к Бертье, узнаю, чего ему нужно и почему он не идёт в лагерь.
— Нет-нет, — сразу запротестовал Максимилиан, — Бертье просил кавалера.
Волков бросил на стол перо, которое крутил до сих пор в пальцах, и прикрикнул на молодого человека:
— Да скажите же вы, в чём дело, если вам это известно!
— Известно, — кивнул Максимилиан.
— Ну? И в чём же? — продолжал Волков.
— Ротмистр нашёл кавалера Рёдля. — ответил Максимилиан.
— Нашёл? — Волков пристально смотрел на него. — Рёдль мёртв?
Максимилиан только кивнул в ответ.
«Дьявол, этого мне как раз сейчас и не хватало».
Кавалер сидел несколько секунд молча. Ещё бы. Весь блеск его победы тускнел от этой глупой смерти Рёдля.
— Но как же так, кто ж его убил? — удивлялся Брюнхвальд, видя, что Волков находится в замешательстве. — Гренер говорил, что сам видел, как Рёдль живой и здоровый уезжал с бароном с поля боя.
Все смотрели на Максимилиана, а тот не знал, что сказать, и только разводил руками и непонимающе качал головой. И, видя это его странное состояние, кавалер спросил довольно грубо:
— Что вы машете головой, как баран, почему не говорите, вы видели тело?
Молодой человек кивнул вместо того, чтобы сказать. Это взбесило Волкова:
«Что это за ярмарочный балаган, один болван не едет в лагерь почему-то, другой не может ничего сказать толком!»
Он вскочил и закричал:
— Я вас просил, Максимилиан, найти мне лакея, слугу, денщика… Хоть кого-нибудь! Вы мне нашли человека?
— Ещё нет, кавалер, — быстро заговорил молодой человек, — нет подходящих.
— Так дайте мне шубу сами. Где остановился Бертье? Далеко? Конь понадобится?
— Нет-нет, — говорил Максимилиан, вытаскивая шубу из сундука. — Тут рядом.
Господа офицеры тоже вставали, собирались идти с ним, но Волков махнул рукой:
— Занимайтесь делом, господа, я сам схожу.
Бертье со своими людьми и вправду был недалеко от лагеря, в ста шагах. Они расположились в кустах, в зарослях барбариса, листья которого до сих пор не облетели и хорошо скрывали их от случайных взглядов. Тут и были солдаты Бертье, стояли мрачные, держали коней под уздцы, только кланялись командиру.
И ротмистр, с на редкость серьёзным лицом, молча поклонился Волкову, а тот протянул ему руку со словами:
— Ну, где он?
Бертье провел его за ближайший куст и показал мерина, через спину которого было перекинуто тело в хорошем доспехе. Тут-то Волков и понял, откуда берётся и мрачная молчаливость Бертье, и растерянность Максимилиана. Выше привязанных к подпруге коня рук мертвеца ничего не было, что сразу бросалось в глаза.
Кавалер подошёл ближе, чтобы рассмотреть всё
