времени. Как их там — шешки?..
Поблагодарив Малинку за угощение, Игнат бесцельно послонялся по дому. Зеркало манило его как магнит, но он старался на него не смотреть — уважал просьбу бабы Ганы.
Внезапно от зеркала потянулся слабый свет, а затем изнутри постучали. Среагировав на звук, Игнат подался туда и успел заметить сквозь рябь промелькнувшее в стекле лицо. Рассмотреть его не получилось — помешала Малинка. С возмущенным ворчанием набросила на зеркало лежащую тут же суконку, и свет медленно померк.
— Понял. Понял. Больше не полезу! — примирительно пробормотал Игнат и спрятал руки поглубже в карманы, чтобы унять возникший в ладонях зуд.
Заглянуть под суконку хотелось невыносимо!
Нужно было срочно себя чем-то занять.
И Игнат сделал первое, что пришло на ум — зарылся в рюкзак, потянул со дна обёрнутый в старую майку кастет.
Кастет был старинный, раритетный. Игнат нашел его ещё пацаном в обычной картонной коробке из-под обуви. Как оказалось, мать собрала в неё немногие вещи, что когда-то принадлежали деду. Помимо кастета там лежало несколько пулек да странная верёвочка — потемневшая и влажная наощупь. От неё противно пахло цвелью и тухлой водой. Пульки Игнату понравились, верёвочку же он собирался выбросить. Однако что-то удержало — ведь дед почему-то её хранил.
Кастет был особенный, из черненного серебра, с неразборчивой почти стёршейся гравировкой на остове. Игнат сразу залип на него, частенько заглядывал в коробку — просто так, чтобы полюбоваться на опасную игрушку. А повзрослев забрал оттуда и всюду таскал с собой. Использовать в деле это оружие ему до сих пор не довелось. Он просто считал кастет своим талисманом.
Перехватив внимательный взгляд хатника, Игнат быстро свернул майку и засунул её обратно в рюкзак. Мало ли что на уме у этих существ — запросто могут стащить кастет, а он даже не заметит.
Подмигнув растрёпанному старикашке, Игнат медленно направился к двери.
— Перекурить хочу. — отчитался перед ним зачем-то. — И воздуха глотнуть. Душновато здесь у вас.
Хатник не возражал, Малинка и вовсе не обратила внимания — возилась с чем-то у печи. И Игнат беспрепятственно покинул бабкин дом.
Во дворе было уютно и свежо. Пахло сыростью и скорым дождём.
Игнат немного посидел на ступенях, разглядывая заброшку напротив.
Ничто не указывало на присутствие в ней людей. Девчонки, наверное, давно убежали. Вряд ли они бы они рискнули провести там ночь. Хотя черноволосая, та, что пошустрее, вполне смогла бы остаться. За хрупкой изящной внешностью Игнат сразу почувствовал стальной характер. Его всегда тянуло к таким — решительным и склонным к авантюрам девушкам. И улыбка у черноволосой была очаровательная — хотелось смотреть и смотреть. Впервые за долгое время Игнат испытал что-то вроде волнения, а ведь думал, что больше не заинтересуется никем.
После аварии Игнат остался один. казавшиеся стабильными отношения рухнули в одночасье. Завести новые он даже не пытался — мешали болячки и сны. Ему хотелось только одного — разобраться в своих проблемах.
— Чё зыришь? В закидку наптурился? — сипловатый ломающийся басок прозвучал возле самого уха.
Скосив глаза, Игнат обнаружил на плече клубок грязноватой, крепко сбитой травы на тонких цыплячьих лапках. Из середины помигивали жёлтые глаза и торчали острые рожки, совсем махонькие, как иголки у шиповника.
— Ты кто? — изумился Игнат.
— Падарожнiк*. Шёл себе мимо, тебя увидал. Дай, думаю, потрещу с новым парнем.
— Ну, ну… — Игнат не нашёлся, что на это ответить. Он лишь легонько подтолкнул существо с плеча и снова глянул в сторону заброшенного дома.
— Брыль тебе в помощь. Из цихорной травы. — категорично заявило существо, поудобнее устраиваясь на Игнатовом плече. — Если сторгуемся — обязуюсь доставить.
— Это что за зверь? — не понял Игнат.
— Брыль-то? Шапка-скрывалка. Наденешь, и нет тебя. Слыхал про такие?
— Читал. Давно. В детстве. — Игнат усмехнулся. — Разве они существуют?
— Такие воструша плетёт. По надобности, по заказу.
— Воструша?
— Воструха. Что брамнiце** Христе приставлена. Для соблюдения хозяйства.
— К брамнiце? Христе? — от очередных непоняток Игнат начал раздражаться.
— Что вочы таращишь? Не прикидывайся простецом. Вы до Христи идти собирались. Воструша у ей на хозяйстве.
— Воструша? Та, что скрывалки плетёт? Которые на самом деле — шапки? — Игнат окончательно запутался.
— Плетёт. Из цихорной травы. — подтвердило существо. — Так сторгуемся или пока не созрел?
— Смотря что ты хочешь за шапку.
— Што, што… мелочёвку… удачу свою отдашь, и шлёпнем по рукам.
— А проклятье моё заодно не прихватишь? — Игнат сграбастал клубок в кулак. — Посиди-ка ты, дружочек, в кармане. А Гана вернётся — тогда и потолкуем.
— Ты это, сябрук***, не тогось… — существо испуганно забарахталось. — Бабку сюда не приплетай! Давай без её всё решим. Полюбовно!
— Тогда прекращай нести пургу. Удачи ему моей захотелось! — Игнат разжал руку, и клубок шустро скатился в траву.
— Все боки пообмял, — возмутился он, просеменив подальше от Игната. Огладив встопорщенные травинки, извлёк откуда-то крохотный молоточек и погрозил издали. — Не забижай! Так отхожу по лысине — что взвоешь!
— Ах ты, мошка на лапках! — Игнат внезапно рассмеялся. — Грозится ещё. Я щёлкну — от тебя мокрое место останется.
— Не прощёлкайся, сябрук. Я тебе нужный. И скрывалка тоже нужная. Без брыля то никуда не сунешься. Хорошая штука тот брыль! Соглашайся. Осталось только сторговаться за оплату.
— А этот здесь откуда?? — сердитый окрик бабы Ганы застал собеседников врасплох.
Приличных размеров сачок опустился на заметавшийся было клубок, и тот разом поник и испуганно сжался.
— Баб Ган! — вскинулся Игнат. — Ты чего подкрадываешься? Я так заикой останусь!
— Останешься — отшепчу, — бабка легонечко шлёпнула Игната по макушке. — Ты знаешь, кого пригрел?
— Сябрук он мой! — загундосило из сачка. — Я ему брыль обещал!
— Ну, малявка! Ну, хитрун! — поцокала бабка восхищённо. — То прындик, Игнаш. Я их семейку сейчас гоняла. А меньший, значит, сюда завернул!
— За шешками пролез. — затянул баском пленённый прындик. — Горошиной обратился да спрятался. Люблю новые места.
— Вот я тебе покажу горошиной! — Гана вытащила из сумы початую бутылку с настоем горечавки.
— Не трогай его! — Игнат решил заступиться за клубочек. — Он вроде бы мирный. Забавный даже. Симпатичный.
— Я такой! Я такой! — прындик истово замахал молоточком. — Отпусти ты меня. Не бери на душу греха.
— Кому бы грех поминать… — Гана махнула рукой. — Смотри, Игнаш, не пожалей. Он теперь при тебе будет торчать как привязанный. Нипочём не отстанет.
Игнат собрался ей возразить, как вдруг в заброшке распахнулась дверь, выпуская черноволосую красавицу. За ней скакал невероятный уродец — к тощему синюшному телу лепились ноги кузнечика, руки-клешни росли прямо из груди, вместо головы торчал бугристый нарост, осклизло-серый, в густую белую крапку. Оказавшись на улице, уродец почти
