– Хм… – изрекает отец задумчиво. – В этом месяце никак не получится. Попробуй расшить.
– Но как? – выдыхаю я растеряно.
– У меня есть ткань, мы сделаем вставки, – закрывает тему мама.
Ужин проходит достаточно тихо. Даже Сонечка не рискует болтать. Это очень тяжело. Я буквально ощущаю, как поселившаяся внутри меня вина с каждой секундой растет и становится все объемнее. Кажется, что все это видят и уже осуждают меня. Не могу подолгу выдерживать ни папин, ни мамин взгляд.
– Ты сегодня какая-то рассеянная, – замечает папа.
– Оставь ее, – незамедлительно, но достаточно сухо вступается мама. – Она приболела.
– Так чего сидишь? Поела, иди, отдыхай.
– Доброй ночи, – все, что я говорю, когда поднимаюсь из-за стола.
Забираю приготовленное мамой молоко и выхожу.
Сразу после душа укладываюсь в постель. Но закрыть глаза боюсь. Знаю, что увижу, услышу, почувствую… Я и так каждую минуту с собой борюсь. А тут еще темнота и тишина. Укромный мирок, который принадлежит лишь мне одной. И, казалось бы, фантазируй, сколько душе угодно… Но страх сильнее. Вдруг это все совсем выйдет из-под контроля?
Терзаюсь долго. Уже и Соня ложится, а я еще верчусь. С таким сердцебиением попросту невозможно уснуть. Резонируют эти удары в матрас, я это чувствую. А височная пульсация – в подушку. Жарко становится настолько, что приходится раскрыться.
Никак не получается бороться. Едва сознание плывет, воскрешаю все эти постыдные моменты. Глаза Чарушина вижу, губы… Ощущаю запах и прикосновения… Как же это мучительно… И сладко…
Отход ко сну происходит резко. Не отмечаю эту грань. Однако какое-то время спустя я просыпаюсь. И будит меня короткий сигнал, который издает запрятанный под подушку телефон.
Артем *Чара* Чарушин: Твоя сестра на валерьянке[1] у Фили. Если ты пообещаешь отблагодарить меня, присмотрю за ней и привезу домой. Договорились?
Поворачивая смартфон, направляю свет на Сонину кровать и обмираю. Пустая.
8
Что ж… Сама напросилась.
© Артем Чарушин
Лиза Богданова: Нет, не договорились.
Лиза Богданова: Пришли мне адрес. Я сама за ней приду.
Черт, это еще лучше.
Сердце тотчас загоняется. Топит на максимум, усердно толкая по натянутым венам кипящую кровь. Не переставая пялиться в экран смартфона, стискиваю его в руке и неосознанно ерзаю в кресле.
– О-о-о, – стонет мне в ухо девчонка, которую я полчаса назад отымел в одной из комнат на втором этаже. И о которой я пару минут как благополучно забыл, несмотря на то, что она сидит у меня на коленях. – У кого-то снова поднялось настроение. Я готова, Чарушин…
– Иди, погуляй, – спихнув ее, легонько шлепаю ладонью по заднице. – Позже тебя найду.
Подношу к губам бутылку и на автомате делаю крупный глоток пива. Жажда не утоляется. Нервно облизываю губы и, закусывая их, напряженно вдыхаю.
Кто-то визжит, перекрывая ритмичную пульсацию диковатой музыки, и я машинально вскидываю голову. Убедившись, что девка, с которой Тоха стащил прямо посреди танцпола блузку, хихикает и вполне довольно трясет для него сиськами, возвращаюсь к трубе.
Артем *Чара* Чарушин: Уверена? Тут у нас не Диснейленд. Я опасаюсь за твою психику.
Лиза Богданова: Адрес! Я уже вышла из дома.
Артем *Чара* Чарушин: Что ж… Сама напросилась.
Скидываю ей геоточку и тут же откладываю недопитое пиво.
– Жора, – толкаю зависшего в телефоне Георгиева.
– Чего? – вскидывает он голову.
– Видишь Богданову? – указываю в противоположный конец зала.
– Да кто ж ее не видит… – выдыхает Жора приглушенно. – Святую, блядь, непорочность. Куда она зарвалась?
– Присмотри за ней.
– На хрена?
– Надо, Жора, надо.
– Лады, – недовольно выдает друг. – Одно уточнение. Присматривать, лишь бы считалось, или как за одной из твоих сестер?
Меня, мать вашу, аж передергивает.
– Нормально, Жора, нормально присматривай, – выдаю грубовато и поднимаюсь. – Как за своей.
– Понял.
По пути на улицу цепляю Филю.
– Покурим.
Тот, тряхнув гривой, непонимающе вскидывает брови.
– Кури, – еще и руками разводит.
– Не здесь. На террасе, – киваю на выход. – Проветриться хочу.
– Ладно, пойдем.
На ходу закидываю в рот сигарету. Едва оказываемся на улице, чиркаю зажигалкой.
– Как там Бойка? Не объявляется? – спрашивает Фильфиневич спустя каких-то пару секунд тишины.
– Не объявляется, – выдыхаю густую струйку никотина.
– Херово.
– Ага.
– А эта его сводная, Любомирова, ты же с ней кентуешься, что говорит? Какой черт его укусил?
– Она тоже волнуется, – все, что отвечаю.
Обсуждать то, что происходит между Бойко и его сводной сестрой, не считаю допустимым. Кто бы из них ни косячил, сплетни распускать – последнее дело.
– По-любому помирятся. Будут вместе, – заключаю уверенно.
– В каком смысле вместе? – не допирает Филя. Хмурится и даже кривится. – Бойка не из тех, кто состоит в отношениях. Она его не продавит.
– Уже продавила, – ухмыляюсь я.
– Серьезно? А как же вся эта война? За что?
– Сука, Филя, а ты сам не понимаешь, что ли? Да потому и воевали! Вмазался наш Маугли.
– Твою мать… Я думал, он ее просто выебать хочет.
– Это уже следствие, – ржу я.
– Пиздец, – выдыхает друг все еще шокированно.
– Че тут, как? – вываливается на улицу Тоха. – Что за движ?
– Да ниче. Курим, – лениво маячу сигаретой.
– Бля, а я решил, что тут какой-то котел закипает, и подмога нужна.
– Свои же все, – тянет Филя.
– Да кто знает… Сейчас свои, а через пять минут – уже месиво.
– И то верно, – выдыхаю и подношу к незажженной сигарете Тохи зажигалку. Он не сразу понимает, что делаю. Как-то резко назад подается. – Че ты такой дерганый? Не доебался, что ли? – поддергиваю его я.
– Ага, кончить забыл, – бубнит Шатохин, прежде чем затянуться.
– Забыл или не успел?
– Да какая разница…
– Гляньте, – кивает Фильфиневич на шушукающихся в другом конце террасы девчонок. – Вон та рыжая красивая.
