– Очень странно, – озвучивает Лена мои мысли.
Меня почему-то расстраивает эта ситуация. А еще возникает совершенно ненужное мне волнение. Что за люди? Зачем он с ними? Чем занимается? Настроение совсем пропадает, и никак не удается его вернуть. Я бы вообще домой поехала, но неудобно ныть и портить прогулку девчонкам. Поэтому молча брожу за ними по городу, пока уже затемно не оказываемся в Луна-парке. Тут я уже хочу сказать, что не люблю сознательно вгонять себя в состояние стресса и потому против даже «Колеса обозрения», однако в какой-то момент понимаю, что мне надоело быть не такой, как все.
Особенно когда Катя уточняет:
– Все нормально? Высоты не боишься? Будем кататься?
– Да, конечно! Все нормально!
Чтобы продемонстрировать свою готовность, быстро оплачиваю и первой забираюсь в кабину. Сажусь, отворачиваюсь в противоположную сторону и незаметно перевожу дыхание. Стоим на месте, а меня уже потряхивает.
А если мне станет плохо наверху? Если я лишусь сознания? Если свалюсь? Если проклятая кабина сорвется?
Когда рядом опускается кто-то из девчат, даже не реагирую. А потом… Колесо приходит в движение, я приглушенно вскрикиваю и машинально хватаюсь рукой за соседа. Тогда и понимаю, что это не Лена, и не Катя. Мою кисть ловит большая, немножко шероховатая и горячая ладонь. Резко поворачиваюсь, когда наши пальцы сплетаются.
– Ты меня преследуешь? – с трудом из себя выдавливаю.
Бойко усмехается. А я застываю. Давно не видела этой улыбки. Сердце тоскливо сжимается и критически ускоряется.
– То же самое хотел спросить у тебя днем.
– Я? Тебя? Преследовать? Еще чего! Возомнил!
Не знаю, как он это провернул, но в кабине мы одни. И главное, зачем? Если ничего мне не говорит, а только смотрит и ухмыляется.
– Что за люди с тобой были? И почему ты там ко мне не подошел? – тарахчу я, забывая о том, что мы где-то высоко в воздухе, и что я продолжаю держать его руку. – Даже не поздоровался!
Бойко улыбается еще шире.
– Кирилл!
– Не рычи. У меня мало времени. Посиди спокойно.
– И почему у тебя мало времени? Чем ты занимаешься? Почему ушел из дома? Где находишься? Где живешь?
Ухмылка пропадает. Ее стирает очень серьезное, сосредоточенное выражение лица. Но при этом он все равно игнорирует все мои вопросы. Просто смотрит на меня, как… Как человек, который видит что-то уникальное, и даже не пытается скрыть своего потрясения. А мне самой вдруг кажется, что весь мир в его глазах собирается. Так много всего в них отражается, что отвести взгляд попросту невозможно.
Волнение внутри меня совершает сумасшедший скачок. Вырывается за пределы контроля. Это как щекотка. Только где-то внутри. Приятно и вместе с тем невыносимо. Нет сил сохранять неподвижность.
Судорожно и неосознанно сжимаю ладонь Кира. Он тотчас стискивает мою в ответ. Шумно вдыхает и резко наклоняется.
– Поцелуй меня, – требует нагло и грубо.
В этом весь Бойко! Но вместе с тем… Под этими интонациями слышатся другие. Совсем другие. Горят они такой зверской потребностью, что и меня задевают. Бешеный гормональный всплеск мигом сворачивает мне кровь. В груди становится жарко и шатко.
– Не буду, – хочу вытолкнуть это равнодушно, но срывающееся дыхание выдает истинные эмоции.
– А если я спрыгну?
Рот от шока распахиваю и замираю.
Что еще за шуточки? Что за борзый шантаж?!
– Прыгай!
Я ведь не думаю, что Кир всерьез… Вскрикиваю, когда подрывается на ноги. Едва успеваю вцепиться пальцами в футболку, Бойко уже у борта. Забывая о необходимости дышать, стремительно обвиваю его руками и впечатываюсь в спину. Он тут же разворачивается и ловит меня в захват.
– Ты придурок, – сердито выпаливаю я, а на самом деле едва не плачу. – Придурок!
Я кричу, а он смеется. Хрипло и как-то сдавленно. И я бы обозвала его еще и еще, потому что ничего иного выдать просто не способна. Эмоции жаждут освобождения и толкают наружу дыхание, всхлипы и странные горловые звуки – все сразу. Да, я бы его обзывала и обзывала! Но… Бойко обхватывает мое лицо под подбородком, властно сжимает и, наклоняясь, впивается в мой рот жестким поцелуем.
В первую секунду цепенею, во вторую – бросаюсь отбиваться, в третью – поддаюсь этой грубой ласке. Пусть думает, что не оставил мне выбора. Стискивает ведь крепче. Обездвиживает.
Держи…
Потому что я лечу.
Кажется, что чертова кабина оторвалась от общей конструкции и, совершая безумные кульбиты, уносит нас куда-то в космос.
И пусть…
Размыкая губы, впускаю его настойчивый язык. Позволяю прикоснуться к своему.
Он стонет. Я стону.
Этот контакт – завладение вкусом и насильственное внедрение чужих биологических компонентов. Химический взрыв. Извержение вулкана. Раскаленной магмой с бурным кипением вырываются наружу все спрятанные чувства.
– Целуй… – требует, а я не понимаю. – Целуй, как я… Целуй…
Отвечаю инстинктивно. Почти неосознанно. Едва-едва. Я все забыла. Кроме того, сила ощущений парализует меня.
Он слишком наглый. Я слишком вялая. Но даже так мы оба катастрофически дрожим. Пробиваем этими вибрациями друг друга. Грохочущими сердцами сталкиваемся. Теряя форму, плавимся и сливаемся в единое целое.
Из других кабинок кто-то что-то горланит, свистит и раздает советы. Но мы не способны вслушиваться и различать слова. Так бывает? Да, я ведь знаю. У нас только так и бывает.
Кабина замирает. Кир отрывается. Надсадно дыша, смотрит мне в глаза. И этот его взгляд – шальной и голодный – снова меня до дрожи доводит. Кажется, что тело подобно маятнику качается, тогда как вся конструкция давно статична.
– До завтра, девочка, – с ухмылкой бросает Бойка, прежде чем выпрыгнуть из кабины.
А я стою и продолжаю задыхаться, пока меня не подгоняют выходить.
Что еще за «девочка»? Бесит!
– Ненормальный, – выдыхает с каким-то странным восхищением подошедшая Лена.
– Ага, – поддакивает с улыбкой Катя.
У меня нет шансов даже смутиться. Я все еще нахожусь в состоянии дикого потрясения. И похоже, это надолго.
Губы болят и пылают. Сердце натужно тарахтит. По венам чистый огонь кружит.
Что за «девочка», черт его подери? Мне не нравится!
