наш батюшка православный царь,
Грозный царь Иван сударь Васильевич!..
Ходил я, добрый молодец, по чисту полю да по темному лесу,
Нашел я воров-разбойников. Тут-то они дуван дуванили,
Золотую казну делили мерою,
А цветное платье делили ношами;
Тут-то я ее отбил у них. —
И царь в песне всё решает справедливо:
Ох вы гой еси, бурмистры-целовальнички!
Заплатите ему за каждый удар по пятидесяти рублей,
А за бесчестье заплатите ему пятьсот рублей?[31]
Потёмкин усмехнулся про себя: «На Руси всегда надеются на доброго царя. Да и дворянин, и купчина, и холоп ишо другу присказку ведают: жалует царь, да не жалует псарь».
Сам удивился воевода: откуда вдруг такие мысли в голову пришли? Вроде о недругах своих не думал! С устатку, верно. Пётр Иванович резко развернулся и направился к своей палатке. Сон прогонит ненужные мысли!
У Патриарха
На Дону ведали: в Москве вершат дела два государя. И ежели молодой царь Алексей Михайлович, прежде чем решение изречь, с Боярской думой советуется, то патриарх Никон часто действует только по своему разумению. А нрава он крутого – о том на Дону премного наслышаны!
Впрочем, такие речи свободно можно было вести лишь на Дону. А здесь, на Москве, Назар решил больше помалкивать – не разобравшись, кто и куда послан, схватить могут, налетят толпой, не отобьёшься! – поди потом доказывай перед дьяками свою невиновность. Да и не для того казаков на службу звали, чтобы языками чесали – их дело война!
Назар не хотел себе признаваться, но ему льстило, что зван он пред светлые очи самого патриарха. С ним самим о цене рядиться будет! Царь – он, конечно, Государь Всеа Великия, а теперь – Малыя и Белыя Росии и прочая-прочая-прочая, но для казаков он только над своими крестьянами да боярами с дворянами царь. С казаками царские бояре и дьяки всякий раз грамоты о службе составляют, а как в плен турку али кому ещё попадёшь – открещиваются: тати! не наши! Не знам таких! Да и всегда косо смотрят, потому как донцы люди свободолюбивые, в местничество их никак не впихнуть. А вот патриарх… Это другое дело.
Конечно, последнее время много бежавших на Дон людей хулили Никона за перемены в делах церковных. И многие из стариков им внимали. Но другие казаки искренне считали, что надо послушествовать святейшему, потому ведали: патриарх лелеет мечту отвоевать у турок Константинополь и провести службу в Святой Софии (что любой православной душе райское блаженство при жизни доставит). Назар, конечно, как и большинство казаков, был в детстве крещён, но за походами в церквях бывал по случаю, за распрями святых отцов не следил и по семейному обычаю крестился щепотью! В Бога казак, конечно, верил, и в Пресвятую Богородицу, и в Святого Николая Чудотворца тоже. Когда струги его отряда попадали в шторм или какая другая напасть настигала, горячо просил Господа всех святых о помощи. И в заморских землях не раз видал, как крестятся греческим крестом. И, когда сказал о том товарищам, споров не возникло. К тому же казаки знали: Никон, как и они, был нелюб боярам – они – за свободолюбие, а он – за нежелание считаться с Думой. Так и казакам дума не указ! Но главное – Никон далеко, в Москве. Какое дело Назару до его споров в Московском царстве? Там одно, дома, на Дону – совсем другое. Казак служит Богу, а не людям. Он же, на всякий случай, решил увести свой отряд подальше от всяческих споров да раздоров. И щепотник[32] принял первое же подходящее предложение.
…Божиею милостию Великий Господин и Государь, архиепископ царствующаго града Москвы и Всеа Великия и Малыя и Белыя Росии и всеа северныя страны и помориа и многих государств Патриарх Никон, после отбытия царя с войском немедля взял бразды правления государством в свои руки. Не привыкший упускать из виду даже самой незначительной мелочи, он помнил, что по его настойчивым просьбам посланный на Неву отряд воеводы Потёмкина был числом совсем невелик, и новгородский воевода князь Голицын вряд ли сможет, да и захочет, укрепить его ещё хотя бы сотней стрельцов. К тому ж у князя, по приказу царя и Никона, другая ныне забота: прибрать в казну шведский двор в Новгороде. Вот дело хлопотливое! Товары, деньга немалая – всё счесть! Воеводский пригляд нужен!
Негде ноне новых воев брать! Прошедшее недавно по Руси моровое поветрие не пощадило никого: ни иерархов церкви, ни бояр, ни крестьян, ни ратников, даже богатые боярские дворы стояли пусты. У князей Трубецкого и Одоевского по три сотни душ жило, ныне, кажись, по десятку людей Бога за избавленье молят. От страшной болезни один за другим умерли князья Иван Пронский и Михаил Хилков, суздальский архиепископ Софроний, а царская семья едва спаслась в Калязине. В Москве и пятой части православных в церкви на службы не сбирается! Хорошо, Никон вовремя отправил царицу с детишками в монастырь, а опосля и ему бывший с войском в Смоленской земле государь выехать из Москвы повелел! Все беды за грехи наши великие!
Совсем обезлюдел Нижегородский уезд, наполовину вымерли Тверь, Муром, Звенигород, почти полностью – Калуга и Переяславль-Рязанский. Мало кто выжил в Чудовом, Вознесенском да Ивановском монастырях. Русь в очередной раз выкосило беспощадной косой эпидемии. И сейчас все наличные ратные силы либо стояли на польских рубежах, либо пылили по дорогам к градам Ливонии, а помочь стольнику Потёмкину было-таки необходимо!
И не так, как царю! За невозможностью, как раньше, послать Алексею Михайловичу дополнительное войско, Никон устроил так, что государя-боголюбца в Москве благословили на поход сразу два патриарха – сам Никон и патриарх Антиохийский Макарий, находящийся в столице по важнейшим церковным делам. Зело доволен был царь!
Но у него только государев полк составлял восемнадцать тысяч воинов, не говоря о других войсках, число которых патриарх точно не ведал, но по словам царёва тестя Ильи Милославского, ведавшего полками нового строя, много превышало двадцать тысяч. А Потёмкина и тысячи не набиралось против нехристей, засевших в крепостях по Неве, и отрядов, сухопутных и речных, наверняка уже спешащих на помощь толстому увальню барону Горну! Никон прекрасно понимал, что Потёмкин может только вывести православных на Русь и нанести шведам максимальный урон, потому что на большее сил ему не хватит, и пока государь с
