Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
И я… Ида же была ученицей Михаила Фокина. Как она могла согласиться танцевать под руководством Вацлава?
– Как вы считаете, кто убил Чумакова? – спросил Ленуар, наблюдая за реакцией балерины.
– Не знаю. Нижинский?.. – вырвалось у Карсавиной. Девушка залилась краской и добавила: – Они всегда друг друга недолюбливали…
Следующим на допрос спустился бледный молодой танцовщик. Ленуар записал его имя «Александр Кочетовский» и снова задал те же вопросы. Кочетовский подтвердил, что Нижинский был во время репетиции «Дафниса и Хлои» на сцене. В отличие от Карсавиной, он не скрывал своего волнения:
– Мы все собрались внизу. Когда на носу премьера, никто не сидит на месте! На премьере решается судьба спектакля. Потом уже ничего не изменишь. Спектакль запомнится таким, каким его увидели на первом представлении. Мы собрались все вместе. Еще ходила уборщица, но остальные все наши. Может, среди французов-фигурантов были незнакомцы, я до сих пор их не всех знаю. Запомнил только тех, кто участвовал в «Петрушке». Там француженки не хотели подвязывать платки под подбородком, а надевали их по-модному, набок, чтобы из-под платка торчали локоны… Они нам всем тогда изрядно потрепали нервы, особенно Броне. Но в любом случае Дягилев незнакомцев бы не пропустил… А Чуме правда вышибли мозги?
– Правда, – сухо ответил Ленуар. Артист балета оказался очень разговорчивым, этим следовало воспользоваться. Сыщик задал свой следующий вопрос: – Как к Григорию Чумакову относились в труппе?
– Его все любили. Чумаков хорошо танцевал характерные танцы. Не хуже Нижинского, между прочим, только прыгать так высоко не умел. Но из нас никто так высоко не умеет прыгать, мы с этим давно смирились. Можно сказать, наелись этих кислых щей, – рассмеялся Кочетовский. – Ваце тоже несладко. Публика ведь на него с Карсавиной собирается. Весь успех лежит на их плечах. Но говорят, что Дягилев хотел заменить Вацу. Я не верю, конечно. Мы с Гришкой много вместе работали, он бы мне о таком рассказал. С другой стороны, зачем бы Дягилев его вызвал в Париж?
– А как вы сами относились к Нижинскому? С ним вы тоже дружили? – спросила Николь.
– Он гений танца и фаворит Дягилева, как можно к нему относиться? – Кочетовский моргнул и потер кончик уха. – Я с ним дружил, да. Но с ним сложно дружить, он одиночка. Революционер. Фокина тоже считают революционером, а тут появился Нижинский. Вот такой у нас в театре новый расклад.
– Как Фокин относится к Нижинскому? – спросил Ленуар.
– Фокин очень чувствительный. И Нижинский тоже. Они оба очень талантливы и упрямы. Нижинский молод, но тоже умеет постоять за себя. Даже Дягилев хотел заставить его изменить балет, но тот сказал, что скорее уйдет из «Русских балетов», чем изменит что-то в своей постановке. Говорят, что его очень поддержал Лев Бакст. Это потому, что они оба ходили в Лувр изучать вазовую живопись. Говорят даже, что скоро Фокин уйдет от Дягилева, что создаст собственную антрепризу. Только это я так, между нами. Хочется, чтобы это дело побыстрее закрыли. Очень уж Броня переживает из-за всего.
– Вы имеете в виду Брониславу Нижинскую? Где она сейчас? Почему ее нет на репетиции? – Ленуар еще раз обвел глазами сцену. Сестра Нижинского до сих пор не появлялась.
– А вы не знали?..
– Чего я не знал? – спросил Ленуар.
– Броня сегодня пошла на службу в церковь. Она очень набожная. Сергей Павлович ей позволил…
Ленуар отпустил танцовщика и подчеркнул в своей записной книжке название церкви.
– Можно я следующая? Иначе мы не успеем потом на репетицию «Фавна», – спросила молодая танцовщица у Николь. Журналистка в ответ показала ей на кресло перед Ленуаром.
– Как вас зовут? – спросил сыщик.
– Лидия Нелидова. – У артистки балета была благородная осанка и длинные волосы, а в глазах ее горел почти такой же огонек любопытства, как у Николь, когда она чуяла, что может добыть еще не известные никому сведения. Словно уже выучив свою роль, девушка сразу перешла к делу: – Во время репетиции я танцевала с другими артистами, было так много работы, что, даже если бы захотели, мы бы не смогли подняться в уборную к Нижинскому. Да и сам Вацлав был с нами. Он спустился только один раз в партер, чтобы поговорить с Сергеем Павловичем.
– Хорошо, вы заметили среди присутствующих незнакомых людей? – спросил Ленуар.
– Здесь театр. В театре везде гримеры, одевальщицы, реквизиторы, монтировщики сцены, рабочие… Всех не упомнишь! Вернее, мы знаем всех наших, но Сергей Павлович каждый день приглашает в театр газетчиков, дипломатов, балетоманов, чтобы показать, как мы работаем. Многих из них мы не знаем. И потом в день премьеры я ни на кого не смотрю, просто молюсь, чтобы все прошло хорошо.
– Это была важная для вас премьера? – спросила Николь.
– Да, мы же показывали «Фавна». Столько репетиций…
– Вы участвовали в спектакле? – продолжила Николь.
– Да, я танцую одну из нимф.
– Почему вы согласились танцевать в спектакле Нижинского? – спросил Ленуар. – Ида Рубинштейн и Тамара Карсавина отказались…
– На самом деле Ида Рубинштейн сразу поняла, что не потянет эту роль. Когда мы начали репетировать, я тоже сначала очень пожалела, что согласилась танцевать нимфу. В этом балете все наоборот: нет ни одного удобного шага. Если ноги и голова повернуты влево, то корпус обязательно вправо… Очень-очень сложно. Вацлав долго не мог понять, почему, когда он или Броня показывали движения, у них все легко получалось, а мы перемещались неуклюже, как куклы. Это сейчас я выучила движения. Может, балет и выглядит нелепо, но это новое слово в танце. Нет, я не жалею, что согласилась. – Нелидова говорила одними губами, как завороженная. Ее тонкое тело, казалось, постепенно поднималось и парило над креслом. – Вацлав – выдающийся актер. Вы видели, как он играл Петрушку? Ему очень хорошо удаются сцены смерти.
– А как вы относились к Чумакову? – спросил Ленуар.
– Он всегда был заводилой, любил пошутить, любил розыгрыши. Но я не знала, что он приехал в Париж. Я думала, что он болеет. Мы ждали его только в Монте-Карло. Нам так Фокин сказал.
– Вы работали и с Нижинским, и с Фокиным, у них разный подход к постановке балета? – спросил Ленуар, снова делая пометки в записной книжке.
– Фокин на репетициях всегда кричит. Но он предоставляет нам свободу. Фокин дает рисунок танца и показывает основные па, предоставляя нам самим разрабатывать свои роли. А Нижинский просто приходил в ярость и диктовал нам все, все детали. Он постоянно повторяет, что каждое движение точно должно соответствовать музыке и его замыслу. Если бы только он умел четко объяснить свой замысел, а не без конца показывать
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
