Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
– Я не уверен, что уловил смысл твоего последнего утверждения. Но я рад, что ты, по крайней мере, признаешь пользу неврологии. – Я почувствовал некоторое облегчение от того, что не все, во что я верил, с порога отвергалось как бесполезная чепуха. – А что насчет психологии?
– А вот это уже сродни литературе, – ответил мой друг с улыбкой. – Психология эффективна лишь для тех людей, которые понимают ее и верят в ее пользу. Психология – это литература, рожденная наукой. – Кёгокудо добродушно рассмеялся. – Интересно сравнить психологию с антропологией. В случае психологии исследователь работает с отдельными пациентами, чтобы построить общую теорию функционирования человеческой психики, верно? А в случае антропологии и фольклористики, напротив, рассматривает организованную группу людей – например деревенскую общину, – чтобы затем сделать вывод о том, как жили отдельные индивидуумы. В конечном итоге, правда, и та и другая наука возвращаются к индивидууму. И в этот момент они становятся похожими на литературу. Возьмем работы уважаемого профессора фольклористики Кунио Янагиты[17]; все они представляют из себя чистейшую – и притом превосходную – литературу! В них так много художественности, что их вообще трудно воспринимать как научные статьи. А тексты западных психологов? Знаешь, что с ними нужно сделать? Нужно найти какого-нибудь литератора, который смог бы перевести их на японский, чтобы потом продавать как романы. Кстати, выглядит как подходящая для тебя работа! – Кёгокудо снова засмеялся.
Судя по всему, мой план разозлить его обернулся ровно обратным.
Затем он скептически вздернул бровь:
– Кстати, Сэкигути-кун, а разве ты не был в молодости большим поклонником доктора Зигмунда?
Он, конечно, имел в виду Зигмунда Фрейда. Когда я впервые познакомился с еретическими – с точки зрения классической психологии – исследованиями австрийского ученого, я сильно мучился от депрессии и в течение какого-то времени лихорадочно читал его работы. В те времена еще мало кто был знаком с ними, хотя позже я стал слышать упоминания его имени все чаще.
Кёгокудо, впрочем, в наши студенческие годы не был особенно высокого мнения о работах Фрейда. Это ли повлияло на меня или что-то иное, но постепенно мои интересы сместились в сторону ученика Фрейда – Юнга, и в конце концов я пришел к моменту, когда меня почти перестали интересовать работы обоих.
– Ну что ж, ради тебя я призна́ю, что доктор Зигмунд был кое в чем прав, когда он выдвинул свою теорию психологии бессознательного, – пробормотал Кёгокудо, словно обращаясь к самому себе.
– Я вовсе не являюсь восторженным поклонником Фрейда, – возразил я. – Но что насчет «души», о которой ты говорил? Она отличается от того, что психологи называют сознанием и бессознательным?
– Сознание – вот что важно. Если б не было сознания, ты не смог бы читать свои дрянные романы, видеть этот сосуд или призраков, которых не существует.
– Ты опять говоришь расплывчато и неопределенно. Так получается, что душа и мозг отдельны друг от друга, а сознание – это еще одна отдельная вещь?
– Мир делится на два.
– И что это должно значить?
Когда Кёгокудо увлекался, он говорил вдохновенно, подобно проповеднику какой-нибудь из новых религий. Я мог припомнить несколько моментов, когда в разгар очередной пространной лекции у него вдруг заканчивались аргументы и он умолкал на полуслове. Но это были редчайшие случаи.
– Иными словами, есть внутренний мир человека и внешний мир. Все, что принадлежит к миру снаружи, подчиняется исключительно физическим законам природы, в то время как мир внутри нас полностью игнорирует эти законы. Чтобы жить нормальной жизнью, человеку необходимо привести эти два мира в соответствие и согласие друг с другом. Пока наше сердце бьется, наши глаза и уши, руки и ноги, каждая частица нашего тела с огромной скоростью воспринимают информацию снаружи. И задача мозга – регулировать этот поток информации. Мозг анализирует информацию, упорядочивает ее, сортирует по категориям, упаковывает, наклеивает ярлыки, снабжает всеми необходимыми пояснениями – и передает душе.
В то же время во внутреннем мире происходят самые разные события и возникает информация, которая также должна быть упорядочена; но внутренний мир не подчиняется правилам логики, так что с ним мозгу справиться гораздо труднее. И все же это тоже его работа. Мозгу это может не нравиться, но когда душа выдвигает требования и отдает приказы, он обязан к ним прислушиваться и выполнять. Взаимодействие между душой и мозгом – или, если хочешь, торговая площадь, на которой происходит обмен между ними, – это именно то, что ты называешь сознанием. Душа, полностью принадлежащая внутреннему миру, обменивается историями с мозгом и с помощью сознания связывается с внешним миром. С другой стороны, события, происходящие во внешнем мире, фильтруются через мозг и видоизменяются в сознании таким образом, чтобы они могли быть доставлены в твой внутренний мир. В этом смысле сознание можно уподобить искусственному острову Дэдзима в период сакоку[18], верно?
– Я не согласен с твоим сравнением, но понимаю, что ты имеешь в виду. Однажды я был в гостях у моего друга-профессора, где собрались любители психологии, и они спорили о том, является сознание функцией мозга и нервов или же души. Но твоя гипотеза определенно нравится мне больше.
Я вдруг обнаружил, что моя сигарета лежала все это время на краю пепельницы и уже практически вся превратилась в пепел. Я достал из нагрудного кармана следующую и аккуратно поджег ее.
– Гипотеза… да, полагаю, это можно назвать гипотезой, – сказал Кёгокудо, следуя моему примеру и тоже закуривая по новой. По всей видимости, его кротость сегодня можно было объяснить тем, что он пребывал в необычно хорошем расположении духа.
Мне показалось, что настал подходящий момент для небольшой контратаки.
– Но в таком случае как твоя гипотеза объясняет потаенное бессознательное?
Кёгокудо начал отвечать прежде, чем я успел даже закончить свой вопрос.
– Структура мозга состоит из слоев, похожих на слои теста на паровой булочке мандзю, – пояснил он. – Чем раньше возникли эти слои, тем глубже они располагаются. А сладкая бобовая паста анко, которая находится в центре, – самая древняя. Это так называемый животный мозг, который отвечает главным образом за инстинкты. Считается, что мы рождаемся уже с инстинктами, но более осмысленной мне видится точка зрения, что инстинкты – это знание, которое мы получаем от своей матери, пребывая в утробе; иными словами, это выученные воспоминания. Как известно, у эмбриона тоже есть мозг. Более того, дети, находящиеся в утробе, даже видят сны. И от родительского мозга они получают тот минимум знания, который необходим им для жизни.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
