— Не думал, что они позволяют таким парням уходить.
— Они и не позволяют.
— Но делают исключение… Например, для тебя.
Снова лукавая улыбка. Нейл провел пальцем по темной тесьме на обивке дивана.
— У них не было выбора.
— Не было выбора, — повторил Томас, со страхом глядя на стоящий перед ним неопорожненный стакан виски. — Почему?
— Потому что я подготовил почву, — ответил Нейл. — Все было спланировано давно, заранее.
Несмотря на хмельной туман, Томас вдруг почувствовал тревогу. Что-то подсказывало ему, что надо быть осторожным.
— Значит, ты действительно думаешь, что это неверно… я хочу сказать — то, чем ты занимался?
Нейл наклонился вперед, облокотился на колени, как баскетбольный тренер.
— Мир на грани, Паинька… Просто я первый переступил эту грань.
Томас понимал, что он имеет в виду, но почему-то решил, что лучше притвориться непонимающим.
— На грани? Какой грани?
Однако Нейл не купился.
— Дело в детях?
— О чем ты?
— Причина — в них?
— Какая причина?
— Причина того, что ты вернулся в Мир Диснея.
«Мир Диснея» — это было одно из их понятий, обозначавшее мир в понимании масс, мир, подернутый пеленой тщеславия, после того как тщеславие удовлетворено. Мир, зиждущийся скорей на психологической потребности, чем на физическом факте. Мир, населенный миллиардом героев, со сплошными хеппи-эндами, где не было места неизвестности, а идти наперекор собственным слабостям было уделом неудачников.
Гнев Томаса успел остыть.
— Ты напился, Нейл. Они здесь ни при чем.
— Знаешь, я с трудом припоминаю, каково это…
— С трудом припоминаешь что?
— Каково это — сидеть между двух стульев. Знаешь, во-первых, отцовская любовь — простейший способ, которым природа дурачит нас, теша надеждой на продление рода, иллюзией увековечить…
— Никто меня не дурачит… Слушай, Нейл, ты начинаешь всерьез меня злить…
— Не дурачит? Хм. Тогда скажи, почему ты любишь своего сына?
— Потому что это мой сын.
— И это объяснение?
Томас сверкнул глазами.
— Другого мне не надо.
— Конечно, другого тебе не надо, — сказал Нейл. — Эволюция по-другому и не совершается. Надо немало постараться, чтобы воспитать ребенка до возраста, когда он сможет размножаться.
Томас залпом выпил виски и стиснул зубы от отвращения и тревоги. Что, черт возьми, происходит?
— Из-за любви к детям, — продолжал Нейл, — ты тратишь на них огромные средства, обучаешь их, кормишь, защищаешь, ты даже умереть за них готов. Ты во всем потакаешь своим генам, при этом по причинам, не имеющим ничего общего с суровой реальностью естественного отбора. — Нейл нахмурился и снова откинулся на подушки. Зацепился ногами за край кофейного столика. — И по-твоему, это не называется «дурачить»?
— Мы по-разному описываем одно и то же, — ответил Томас. — С разных точек зрения.
Нейл прикончил остатки виски.
— Послушай-ка, — продолжал он, судорожно глотая воздух, — я ведь на твоей стороне, Паинька. Не ты ли посвятил целую главу тем способам, которыми мы заморачиваемся, чтобы чувствовать себя более комфортно? А как насчет занятий когнитивной психологией, которые ты вел? Не ты ли рассказывал мне, что потратил первые две недели, обсуждая отношения между личными интересами и потребностями общества? И неужели все фильмы, побуждавшие людей «следовать зову сердца», были просто иным способом, с помощью которого культура пыталась упрочить свой статус-кво?..
— Хватит! — крикнул Томас — О чем ты толкуешь, Нейл? Неужели ты действительно хочешь уговорить меня разлюбить собственных детей?
И снова Нейл пожал одним плечом.
— Просто к слову пришлось, — бесцеремонно и с убедительностью кошмара заявил он. Мэрилин продолжала свой бесплотный заплыв по его широкой груди. — Просто напоминаю о том, что тебе и без меня известно.
Лишившись дара речи, Томас сделал то, что делает любой, не находя нужных слов: включил телевизор. Свет в комнате автоматически убавился.
Томас чувствовал присутствие Нейла на диване слева. Нейл наблюдал за ним. На экране возникла до смерти надоевшая реклама кока-колы — «буль-буль», которая так нравилась детям. По комнате разлился холодный свет операционной. Нажимая на клавиши пульта, Томас перебрал несколько каналов новостей, позволяя телеболтунам заполнить напряженную паузу, возникшую в разговоре. Бурные выступления защитников окружающей среды во Франции. Ретроспектива причин китайского экономического кризиса. Поданная с дурным вкусом история недавней смерти Рэя Курцвейла.[15]Обвинения в адрес администрации «Уол-марта»,[16]которая якобы установила скрытые камеры для наблюдения за служащими.
Нейл дотянулся до бутылки, налил еще виски.
— Кажется мне, выбора у тебя нет, — сказал он.
Томас осторожно приподнял полный стакан и опустил его. Теперь он пил на «автопилоте» — способность, приобретенная в последние дни брака.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он, притворяясь, что смотрит на экран.
Картины на экране, казалось, полностью позволили улечься его гневу, вновь сделали его мир маленьким и банальным, каким тот и был на самом деле.
— Придется отбросить здравые суждения. И не пытайся завести лавочку в Мире Диснея.
Томас покачал головой.
— Слушай, Нейл. В колледже все это было здорово. Я имею в виду, что мы были таки-и-и-ми радикалами, даже на занятиях Скита, драили полы наравне со светилами старших курсов, потешали ребят, собравшихся курнуть косячок… — Его лицо стало страдальческим. — Но теперь? Да брось.
Нейл продолжал внимательно и осторожно следить за ним.
— От этого все не становится менее реальным, Паинька… — Он указал на экран телевизора, где толпы москвичей, терявшиеся в дымке серого снега, чередовались с «говорящими головами» и мягким студийным светом. — Да открой же глаза. Это конец, как и предсказывал Скит. Никакой тебе пандемии, никаких природных катастроф, никакого термоядерного армагеддона — просто толпы людей, человекообразных, притворявшихся ангелами, цепляющихся за правила, которых нет, жрущие, дерущиеся, е…
— Нейл… — фыркнул Томас.
— Так где же твои сногсшибательные доводы? Без угрозы физического насилия — кто будет дальше играть в эти игры? Зачем нам помогать старухе перейти улицу? Потому что это правильно? Я тебя умоляю. Каждый может приучить кошку гадить в поддон. Исходя из философских мудрствований? Еще раз умоляю. Мы можем без конца молоть языком, хорохориться сколько угодно, тешить себя надеждами, давать новые и новые определения тому или иному, чем, в конце концов, всего лишь подтвердим выводы твоих когнитивных психологов и твой рождественский каталог способов пудрить себе мозги, чтобы чувствовать себя комфортнее.
