Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
судей, купцов, домовладельцев, старшин и полицейских сразу отправили в Казахстан и Сибирь. Большинство из них там и расстреляли.
Те, кто бежал к немцам, не прощались. Они брали с собой только самое необходимое, чтобы никто ничего не заподозрил, выходили из дома, как на прогулку, и не возвращались. Каждый, конечно, под «самым необходимым» подразумевал что-то свое, но среди этого самого необходимого обязательно присутствовал ключ от квартиры. Он становился амулетом, оставляющим надежду на возвращение домой.
В первые дни советской оккупации границы еще не были установлены, да и пограничники вели себя, как слепые котята. Поэтому беглецам в основном удавалось легко преодолеть еще не видимую, но уже существующую границу. Неожиданно и «советы» пошли на уступку и «открыли» эту самую невидимую границу на целых три дня. А потом закрыли, выставили патрули и объявили охоту на беглецов.
Сын профессора Олесь Курилас не был настолько наивен, чтобы ждать чего-то хорошего от новой власти. Поэтому, хоть и не сразу, но он тоже отправился на ту сторону. Звал за собой и родителей, но профессор не мог покинуть родных стен, эти высокие стеллажи, забитые книгами. Не мог оставить свои рукописи – законченные и незаконченные. «Нет, как же я могу? Я их тут не брошу!» – сказал он и посмотрел с таким умилением на книжные полки, что сын только обнял его и уже без слов отошел. Какое-то время никаких известий о нем родители не имели, но в прошлом году один из подпольщиков, сновавших туда и обратно, сообщил, что Олесь в Кракове, работает в газете «Краківські Вісті» художником.
Вскоре жилья для новых граждан с востока стало не хватать, и новая власть нашла очень простой, но эффективный способ, как решить эту проблему – она насильно подселяла новоприбывшие семьи советских служащих в квартиры львовян. У профессора Куриласа было пять комнат, а стало две. В остальных трех поселилось сразу три семьи шумных коммунистов. К счастью, в квартире имелось два туалета, так что не пришлось свой делить с пришельцами. Однако общей стала кухня, где с утра до вечера хозяйничала теперь теща «госслужащего» и шумела кастрюлями, а когда присоединялись к ней еще две хозяйки, то возникал скандал, который только вечером могли потушить вернувшиеся с советской службы мужья. Кухней у профессора занималась служанка, которая готовила им есть, стирала и убирала, но ее арестовали после того, как она обозвала тещу «госслужащего» старой шваброй.
Этот постоянный шум за стенами – ссоры, детский плач, радио на полную мощность – сказывался, и профессор должен был затыкать уши, чтобы иметь возможность работать в тишине. Он перепробовал и вату, и мокрые салфетки, и пришел к выводу, что лучшими берушами могло служить свежее тесто – он быстро замешивал ложку муки с водой, лепил два шарика и все – можно хоть из пушки над головой стрелять. Жена, зная эту милую привычку мужа, должна была махать перед глазами рукой, чтобы он ее заметил, а потом писать ему на бумаге то, что собиралась сказать.
Но сегодня такой забавный способ коммуникации оказался лишним: было воскресенье, и все квартиранты пошли гулять в парк. В доме наконец воцарилась тишина. Только из уличных громкоговорителей доносились приглушенные марши, шум которых время от времени перекрывал своим звоном трамвай. Прекрасная возможность поработать, но их ожидал накрытый стол в гостиной у Марковича, с которым они вместе преподавали в университете.
Профессор снял очки и протер глаза. Перед ним лежал сборник документов крестового похода, но интересовал его только один документ – хроника, написанная рыцарем из Галича по возвращении домой из крестового похода. Эту хронику он читал и раньше, но сейчас должен был читать как можно внимательнее, до конца не понимая, чего от него хочет полковник НКВД Олег Ваврик. Несколько дней назад он позвонил Куриласу, учтиво предупредив, что никаких претензий к товарищу профессору у него нет, но он очень хочет с ним переговорить. Поначалу возникло подозрение: его хотят завербовать, сделать стукачом? Но какой смысл? В университете и без него есть кому стучать. Между тем полковник, видимо, чтобы снять с собеседника напряжение спросил:
– Вы, товарищ профессор, читали хронику Ольгерда в сборнике, посвященном крестовым походам?
Вопрос ошарашил профессора. Чего-чего, а такого вопроса от чекиста он не ожидал.
– Да. Читал.
– Тогда я попрошу вас перечитать ее еще раз, – мягко, но настойчиво посоветовал полковник. – Так сказать, освежить в памяти. А в понедельник жду в два у себя.
– Простите… В два у меня лекция.
– Мы знаем. Вас заменит профессор Михайло Рудницкий*. Он уже предупрежден.
– Э-э… хорошо… А-а… где «у себя»?
– На Пелчинской*. Неужели не знаете?
Раздался смех и трубку положили.
Глава 7
Киев, октябрь 2019. Неожиданная гостья, которую трудно удивить
Щавелевая кислота, даже сильно разведенная водой, издавала острый, щиплющий ноздри запах. В этом прозрачном растворе на дне литровой банки лежал комок отвердевшей глины, из которого выглядывали ободок и край печатки найденного перстня. Уже два раза вытаскивал Бисмарк его из воды на газетку и пытался проткнуть штопфером и даже найденным в коробке с гуталинами старым шилом с массивной деревянной рукояткой. Процесс шел в правильном направлении, но шел он не достаточно быстро. Настойчивые уколы шилом помогали штопферу соскребать тонкие слои отмокшей глины. Чтобы не терять терпение, Олег за работой попивал коньяк. Ему даже казалось, что коньяк он пьет, чтобы забить запах кислоты.
В какой-то момент Олег заметил, что глина вроде как начала едва заметно отставать от ободка и он всунул в наметившийся разъем самый тонкий штопфер и надавил. От комка глины отпал кусочек, оголив темную, непрочитываемую печатку. Азарт охватил Бисмарка. Он нашел кусочек фланельки и стал усердно стирать глиняный налет с оголившийся части перстня. Золото чистилось легко, и очень скоро Бисмарк прикипел взглядом к открывшемуся изображению – двум рыцарям со щитами и мечами, сидящим на одном коне. Изображение казалось наивным, но эта наивность только подчеркивала огромную временную дистанцию, протянувшуюся между нынешним моментом и временем, когда перстень впервые надели на палец.
– Интересно, сколько за такой предложат на онлайн-аукционе? – задумался Олег.
Неожиданный звонок в дверь заставил его вздрогнуть. И тут же пришел испуг, ведь так просто прийти к нему без предупреждения мог только Адик! А Адика он заверил, что больше ничего под стеной Софийского собора не выкопал!
Машинально Бисмарк опустил только частично очищенный перстень в раствор щавелевой кислоты,
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 127
