себя в колдовском деле. Обычно он просыпался на рассвете, когда рядом, завернувшись в шкуры, похрапывали разбойники, бесшумно вставал, выходил из башни во двор и, зачерпнув дождевой воды из бочки, освежал лицо, чистил берёзовым углём зубы. Потом он шёл в облюбованный им уголок развалин, где садился и с головой уходил в изучение книги. Прилетавший запах дыма сообщал, что Белка уже пробудилась и готовит на всех завтрак. Мордан шёл подкрепиться и поучаствовать в общих делах. Чаще всего это были охота либо рыбалка, выделка шкур, заготовка дров. Порою это были походы на большую дорогу, где охота велась на проезжавших путников, точнее на содержимое их карманов, кошельков, сумок и сундуков. Ближе к вечеру Мордан опять уходил подальше от всех и пробовал на деле то, о чём читал утром. На закате всех ожидал ужин и беспечное вечернее общение, плавно перетекавшее в сон. Много дней спустя Мордан вспоминал эту пору своей жизни как, пожалуй, самую счастливую, и отдельные воспоминания разворачивались в его памяти уютными картинами.
Например, одним томным майским вечером, когда все до отвала наелись томлёной в пряных травах косулятины и напились эля из добытого сегодня на большой дороге бочонка, зашёл разговор об истории того самого места, где они обосновались. Началось всё с наивного вопроса Малога:
— А чего энто тут в Хелгене всё такое порушенное? Это в войну какую его так пожгли?
— Эх ты! — заворчал на него Калдай. — Медная орочья башка! Да в Скайриме самый распоследний дурак знает, что Хелген стал первым городом, на который напал Алдуин.
— А кто такой Алдуин? — спросил Болог, который был такой же неграмотный, как брат.
— Тьфу ты! — в сердцах Калдай аж плюнул на пол. — Да что же вы вообще знаете, бестолочи зелёнокожие?
— Я знаю, — обиженно ответил Малог, — что ежели я тебе в лоб дам, то ты ляжешь и больше не встанешь.
— Алдуин, — вмешался в разговор Мордан, гася в зародыше готовую разгореться ссору, — это величайший дракон, Пожиратель Мира. Тот самый, которого потом победил Довакин.
— Ты про Довакина хотя бы слыхал, дубина? — спросил Калдай.
— Конечно, слыхал! — с достоинством ответил Малог. — Энто даже маленькие орчата у нас знают. Довакин — величайший герой среди всех орков. Он крошил своим молотом черепа врагов, как глиняные горшки.
— Каких ещё орков? — возмутился Калдай. — Все знают, что Довакин был родом из Сиродила. Потому как был он Драконорождённый, а значит, какой-то неведомый потомок императорской династии.
— А я слыхала, — подала голос Белка, — что в жилах Довакина текла кровь босмеров, и был он на самом деле женщиной…
Оба орка заржали в голос, к их смеху присоединилось хихиканье Калдая.
— Ну ты сказанула: Довакин — баба!
— Да, женщиной! — горячилась Белка. — И ни одна её стрела не пролетала мимо цели. Висельник, скажи этим олухам!
— Н-ну… мне рассказывали, — сказал Мордан, припоминая рассказы Улрина, который сам Довакина не видел, но знал людей, которым довелось с ним встречаться, — что Довакин был величайшим магом всех времён. И что был он, вообще-то, тёмным эльфом.
Про эльфа это уже Мордан добавил от себя, даже сам не знал почему. Они довольно долго препирались о Довакине, каждый рассказывал известные ему истории о подвигах великого героя. Эти истории странным образом напомнили Мордану, как в детстве Стемора рассказывала сказки маленьким Лемме и Гемме, а он сидел рядом и тоже слушал, и это было одно из самых светлых воспоминаний о детстве. Потом спор сам собою затих, все разбрелись по углам и заснули. Мордану в ту ночь привиделся кошмар: будто он заходит в родительский дом в Фолкрите, а там за столом сидит вся его семья, и все они давно мёртвые, лица посинели, мухи ползают по открытым глазам, и вдруг Стемора рывком встаёт со своего места, поворачивается к нему и говорит скрипучим голосом: «Зачем ты нас убил?». Мордан проснулся в ужасе и потом долго ворочался не в силах заснуть.
Ещё хорошо запомнился Мордану самый первый грабёж, в котором ему довелось поучаствовать. Вместе с орками и Калдаем они скучали в кустах у дорожной обочины, а Белка, оправдывая своё прозвище, отлично лазавшая по деревьям, сидела неподалёку на самой высокой сосне и наблюдала за дорогой. Вдруг она трижды свистнула, изображая оригму. Все трое встали и приготовились. Малог взял в руки свою любимую окованную железом дубинку, Болог — щит и боевой топор, Калдай — шипастый кистень на короткой цепи. Мордан приготовился применить замораживающее заклинание, которое он оттачивал последние несколько дней. Вскоре к ним присоединилась и Белка.
— Повозка едет, — шёпотом сказала она, — по южной дороге. В ней трое мужчин. По виду — двое с оружием.
— Ага, ага, — покивал Калдай. — Какой-нибудь купчишка возвращается из Сиродила. Там сбыл чегой-то, закупился тамошним товаром и в Скайрим везёт. С двоими охранниками.
Белка молча кивнула, вытащила из-за плеча лук, натянула на него тетиву.
Когда повозка приблизилась, наперерез ей на дорогу выскочили орки. Малог заорал жутким голосом:
— А ну стой! Отдавайте всё, ежели жить хотитя!
Лошадь испуганно заржала и остановилась. Калдай, Белка и Мордан вышли на дорогу позади повозки, отрезая путь к отступлению. В повозке сидели тощий норд с длинными седыми усами и два редгарда, замотанные в свои странные коричневые тряпки так, что на лицах видны были только глаза. Всё точно: купец и два наёмника. Один из редгардов вытащил сразу два меча и прыгнул вперёд, на орков. Другой попытался прыгнуть на нападавших с тыла, но сначала на него обрушилось заклинание Мордана и чуть не сбило его с ног порывом ледяного ветра, а потом в руку, державшую кривой скимитар, впилась стрела Белки. Редгард выронил оружие и припал на одно колено. Калдай стал грозно вращать над головой свою железяку, шагнул вперёд и крикнул:
— Будете рыпаться, всех перебьём!
Бледный купец поднял дрожащие руки, словно пытаясь прикрыться от готового обрушиться на голову удара, и простонал:
— Не надо! Мы сдаёмся! Сдаёмся!
Калдай принялся обшаривать купца и редгарда, за которыми зорко следила Белка, не снимавшая стрелу с тетивы. Мордан обошёл телегу и увидел, что там орки бьются с редгардом, очень ловко управляющимся с двумя мечами. Он поднял было руки, чтобы обрушить снег и лёд и на этого наёмника, как вдруг Болог принял один удар на щит, отбил его, а потом, пользуясь тем, что второй меч скрестился с дубинкой Малога, ударил противника лезвием топора точно в лоб. Редгард не сумел уклониться от удара и рухнул в дорожную пыль.
Мёртвый редгард с разрубленным лбом потом ещё часто