— Что же касается того, почему так много людей хотят с ним работать, — продолжил Лоубри, — здесь все просто. Этот человек — гений. Говорят, его вклад в науку бесценен. Кроме того, какой нормальный человек упустит шанс поработать с безумным ученым? — Широко улыбнувшись, он добавил виски в свой бокал и поднял его. — За Безумного Маркиза Харроу!
— За Безумного Маркиза! — поддержали все присутствующие, кроме Айви.
Она неожиданно почувствовала себя плохо. Стены комнаты почему-то зашатались и стали угрожающе приближаться к ней.
Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Удивленный Лоубри пошел встречать незваного гостя.
— Лорд Харроу! — потрясенно воскликнул он, но быстро обрел присутствие духа и вежливо поприветствовал маркиза: — Добро пожаловать, сэр.
— Извините за вторжение.
Маркиз переступил порог, вошел в комнату и обвел глазами собравшихся за столом.
У Айви тревожно забилось сердце. Оно застучало еще быстрее, когда высокий гость требовательно спросил:
Глава 4
В течение нескольких бесконечных секунд никто не говорил и не двигался. Кажется, даже никто не дышал. Затем, один за другим, студенты начали выходить из ступора и обращать свои взгляды на Айви, как будто ее только что обвинили в совершении тяжкого преступления. А она взирала на них с мольбой. Разве они не взяли ее под свое крыло, не приняли в компанию? Разве она не приняла все их правила поведения — сквернословие, неумеренное употребление ужасных спиртных напитков? Теперь же все они, не моргнув и глазом, отказались от нее, и она почувствовала себя белой вороной.
В голове метались вопросы. Неужели она победительница? Сказать честно, один короткий, но восхитительный момент она верила, что ответила на вопросы лорда Харроу с блеском. Но, сдав работу мистеру Хендслею, сразу поняла, что только полный идиот может сравнивать науку с поэзией. Она подошла к заданию не как серьезный студент, даже не как женщина, а как глупая сентиментальная девчонка.
Айви даже покраснела, вспомнив, сколько написала ненаучной бессмыслицы.
И вот… Лорд Харроу здесь и смотрит прямо на нее.
— Это ты Айверс?
Он направился к Айви, и она инстинктивно отступила к подоконнику. Возможно, она вывалилась бы из окна, если бы лорд Харроу не ухватил ее за запястье.
— Будь осторожнее, парень. Теперь, когда я тебя нашел, ты не можешь упасть и разбиться насмерть. Так ты Айверс? Я не ошибся?
Айви кивнула.
— Хорошо. — Лорд Харроу сделал шаг назад и внимательно оглядел ее с ног до головы. — Это ты поднимал руку? — спросил он строго.
Айви снова кивнула. Маркиз в ее глазах как-то странно покачивался.
Его губы сжались, и Айви поняла, что он явился объявить о ее полной профессиональной непригодности. Она начала лихорадочно обдумывать извинения, но ничего не приходило в голову.
— Иди за мной, — сказал маркиз и, коротко попрощавшись с ошарашенными гостями, быстро вышел из комнаты.
После секундного колебания Айви бросилась за ним.
Саймон направился во второй двор колледжа Святого Джона. Колокола на местной часовне пробили полдень. Знакомый, приятный звук. Он сам когда-то здесь учился, но его комнаты находились в жилых помещениях первого двора.
За спиной послышались быстрые шаги паренька — он сбежал по лестнице и через мгновение в буквальном смысле вывалился наружу. Пробежав несколько шагов, юный Айверс неуклюже растянулся на земле и так и остался лежать, часто и тяжело дыша. Из окон сверху раздался дружный хохот, но когда Саймон бросил взгляд на студентов, все гогочущие физиономии моментально исчезли.
Саймон подошел к лежащему юноше и склонился над ним.
— Мне кажется, Айверс, сегодня ты с упорством, достойным лучшего применения, пытаешься себя убить? Для этого есть веская причина?
— Нет, сэр, — последовал несколько приглушенный ответ.
Юноша шмыгнул носом и стал медленно подниматься.
Когда ему удалось принять сидячее положение, Саймон протянул ему руку и помог подняться.
— Ой… спасибо, сэр.
Прикосновение гладких пальцев паренька вызвало у Саймона какое-то странное чувство, не сказать, что ему было неприятно, но тем не менее он пришел в замешательство. Саймон убрал руку.
— Ты ушибся?
Айверс медленно отряхнул пыль с костюма, поднял голову, и Саймон неожиданно заметил, что у него глаза вовсе не черные, как ему показалось сначала, а карие. И вообще, то, что он обратил внимание на глаза юноши, показалось ему странным и почему-то внушило тревогу. Господи, да у него глаза полны слез!
Юноша отвернулся.
— Нет, сэр, я не ушибся.
Какой-то не имеющий названия инстинкт заставил Саймона отойти на несколько шагов. Странно, но на расстоянии от юнца он почувствовал себя лучше.
— Ты всегда так неуклюж?
— Сэр?! — Взволнованный или, возможно, обиженный бедняга гордо задрал подбородок.
— Это вполне закономерный вопрос, Айверс. Ты же сам понимаешь, насколько опасно иметь помощника, который ведет себя как слон в посудной лавке в лаборатории, полной электромагнитного оборудования.
— О да, конечно, то есть… нет, что вы, сэр… Обычно я достаточно твердо держусь на ногах. Просто… — Он посмотрел вниз, пряча пылающее от смущения лицо. — Просто сегодня на мне новые сапоги. Я их еще не разносил… очень жесткие… они…
Саймон проследил за взглядом Айверса и насмешливо приподнял бровь, заметив, что на юноше черно-коричневые веллингтоны с квадратными носами — самый писк моды.
— Только лучшее, не так ли, Нед?
— Сэр?
— Не важно. Скажи, как скоро ты сможешь упаковать свои вещи?
— Сэр?
Саймон внимательно всмотрелся в огромные глаза миндалевидной формы и снова заметил, что за очевидной растерянностью юноши прячется бьющая через край энергия. Создавалось впечатление, что сильный дух заключен в чужую, не подходящую ему оболочку.
— Знаешь, Айверс, — сказал Саймон, — для человека, который так великолепно выражает свои мысли на бумаге, ты удивительно косноязычен. Это может стать проблемой.
Глаза юноши наполнились тревогой.
— Уверяю вас, сэр, не станет. Я могу быть таким разговорчивым, как вам будет угодно, если это необходимо. Просто сегодня…
— Сапоги, — подсказал Саймон. — Надо полагать, они перекрывают доступ кислорода к твоим мозгам.
До странности элегантные брови Айверса нахмурились, лицо застыло в напряжении. Потом он явно слегка расслабился, и его излишне пухлые губы скривились в усмешке.
