молчании, даже не подкалывая Лексия, невыносимо скучно. Диана, сидящая в седле перед оборотнем, не выдержала первой.
— Дядя Лексий, ты почему молчишь все время?
— Спал плохо.
Из Лексия она больше ни слова не вытянула. Точнее он отвечал, но как-то односложно и скупо.
— Лексий, — не утерпела я, — ты бы хоть сказочку рассказал! Видишь, девушки скучают!
— Вот сама бы и рассказала.
Я закатила к небу глаза.
— Где тебя воспитывали только? Ни грамма почтения! Одним словом — половик!
Оборотень на меня недобро покосился, но промолчал.
— Искра? — робко начала Диана.
— Что?
— А ты правда можешь… Рассказать?
— Могу, — подтвердила я, — Сказку не сказку, но придание про Ориен и Черного Менестреля — легко. Рассказать?
Девочка кивнула.
— Давным-давно, когда еще даже Лексий не родился, деревья выше, а звезды ближе, появился он — Чёрный Менестрель. Люди его боялись — он отвергал их веру, смелся над королями и богами и никого не боялся. Совсем.
— А так бывает? — спросила Диана.
— Наверное, хотя это только легенда. Говорят, что он даже не чурался наемников и даже сложил о них песню.
— А ты её не слышала?
— Нет…
Я врала. Я слышала.
— Ну и что ж вам спеть, добрые люди?
— Нашел добрых людей, — хохотнул Тиль, — нас иначе, чем «головорезами и порождением Марва» и не зовут.
— А для меня все люди добрые, — улыбнулся старый полу-эльф, который пригрелся у нашего костра.
— А про нас — слабО?
Эльф лишь улыбнулся и тронул струны тонкими пальцами.
Звенела дорога копытами наших
коней,
Спокойное время прошло — мы
уходим в туман.
Два слова последних: «прощай» и
«налей», Когда мы вернемся, про то
неизвестно богам.
Наше тело заковано кожей
надежней, чем сталь.
Наша синяя сталь смотрит в прорези
глаз.
Что вернусь, я, прощаясь, тебе не
сказал -
Нас не ждут, и богов не попросят за
нас.
Разговоры стихли, двадцать пять пар глаз уставились на менестреля.
«Проклятые, проклятые, проклятые» -
Вслед нам кричат.
«Кто же ты, кто же ты, кто же ты?…»
Губы молчат.
«Где ты находишь покой?»
Там, за рекой.
В пыли и тумане лишь серые тени
скользят.
Тихо. И звуки стали ярче, объемнее.
Ночные дороги — не реки, и звезд не
видать.
Я всадник пути, и вообще-то,
наемный солдат.
Но я не имею возможности просто
устать.
Устать от звенящих клинков и
разрубленных тел,
От крика «вперед!» и приказа «ни
шагу назад!»,
И кроме войны, я уже ничего не
успел…
Я воин дороги, наемник и просто
солдат.
Наемники молчат, ловя каждое слово — про них не так много песен, а ТАКАЯ, так вообще — единственная.
Над нами лишь черные вороны застили свет.
И кровь отирая с меча, ты
вздохнешь: «Повезло…».
А бой этот длится почти уже тысячу
лет,
Но с нами пока что удачи дорог колесо.
Вернемся, как раньше, туда, где,
конечно, не ждут,
Но где не прокисло вино и не
кончился хлеб.
Заплатим, и там нам, быть может, по новой нальют.
И снова в дороге мы встретим
рассвет.
Джем — «Наемники»
Музыка стихла, а они все молчат. Каждый вспоминает свое.
— Искра!
— А?
— Что дальше?
— Дальше? Дальше все как всегда — непокорных ведь, не любят. Черного Менестреля сожгли.
Диана ахнула.
— Сжечь-то сожгли, но говорят, что его дух до сих пор бродит по Ориенскому лесу и холмам и его даже — очень редко — можно услышать.
Лексий наконец-то подал голос:
— Искра, не вздумай подобную страшилку на ночь рассказать, а то наша Диана точно не уснет!
— Обязательно расскажу! К Ориену мы как раз вечером и подъедем.
— Вредная ведьма!
— Блохастый половик!
Лексий махнул рукой и отвернулся. Вытянуть из него даже ругательство было невозможно. Зато я припомнила еще пару баек, правда подвергла их жестоким изменениям, потому как первоначальный вариант был не особо приличным и цензурным.
К Ориену — славящемуся своими сказочными землями, просто рай для крестьян — мы добрались едва начало смеркаться. Добрались бы раньше, но ведь грех мимо картофельного поля проехать! Не знаю, как Лексий, а я на кашу уже смотреть не могла.
— Искра! Ты ведь грабишь честных крестьян!
— Граблю, — согласилась я, подкапывая очередной куст, но кашу ешь сам!
Лексию ничего другого не оставалось, как смириться и тихо стоять на стреме, не взывая к моей совести. И правильно — совесть у меня может и есть, но я с ней не знакома.
На этом мои издевательства над блохосборником не закончились.
— Я?! Картошку?! Чистить?! — возмутился Лексий.
— Ты-ты! Нам некогда.
После пяти минут препирательств Лексий сдался и вооружился ножом, но с таким зверским видом, что у меня возникли смутные подозрения — а не мою ли рыжую голову представлял оборотень, на месте каждого клубня?
Пока мы возились с ужином совсем стемнело. Мы-то привычные, а вот девчонке было не по себе, всё-таки зря я страшилки травила. Да ещё, как на зло, вдалеке завыли волки.
— Лексий, тебя родня зовет! — не удержалась я.
Странное дело: Лексия — живого, настоящего оборотня — Диана не опасаться, а детскую страшилку — Чёрного менестреля — боится до дрожи.
Лексий на мои попытки вывести его из себя стоически не реагировал. Интересно, его на долго хватит? Я ж любопытная, я выясню.
От нечего делать стала шнуровать сапоги потуже — мне первой дежурить.
Диана что-то рассказывала оборотню, я не вникала, сосредоточившись на сапоге и собственных мыслях. А зря. Могла бы увидеть его раньше, а не очнуться, когда Диана вдруг умолкла на полуслове.
Подняла голову встретившись взглядом с абсолютно черными глазами. Приплыли.
— Мир тебе, ведьма!
Я-то знала, что бояться нечего, но Диана… И Лексий, который недобро потянулся к ножнам.
— Погоди! Он… Друг.
Оборотень моих взглядов не разделял, но меч отложил.
— I que la pau, Juglar Negre![10]
Глава 10. — Больно? — Нет. Пусто
«Раскаленным солнцем сжигает кожу,
Ветер сушит слезы и ранит веки.
Ты героем был, стал теперь
ничтожен,
Ты ушел в закат, ты ушел навеки.»
Канцлер Ги — Плач Гильгамеша по Энкиду
— Да, не стоит… Хватать оружие. Я с миром. Да и, вроде как — «дух бесплотный, порождение непроглядной Тьмы, носитель всех пороков за раз и прочее, прочее, прочее…», — Черный Менестрель, а именно его принесло к нашему костру, улыбнулся.
Улыбка мало походила на приписываемый ему злобный оскал. Опять наврали.
— Но не смотря на весь этот бред людской, я с миром.
— Дух? С миром? — недоверчиво
