5-му правилу I Вселенского Собора, поскольку дает епископу Константинопольскому право повторно судить митрополитов, осужденных другими патриархами, и их оправдывать. Святейший Досифей отвечает на это так: «Настоящее правило не противоречит предшествующему, поскольку дает Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов, не подчиняющихся никаким патриархам, и по то же самой причине, по которой оно дало четырем патриархам власть рукополагать митрополитов указанных епархий, – а именно, на основании обычая – оно предоставило и Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов упомянутых в правиле епархий. И как I Вселенский Собор не отрицает собственного 5-го правила, предоставляя 6-м и 7-м правилами преимущество епископам Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, точно так же и IV Вселенский Собор, предоставляя такое же преимущество епископу Константинополя, не вступает в противоречие с данным правилом»[77]. Из ответа Досифея можно сделать ясный вывод, что преимущество чести всех патриархов пентархии является одинаковым и преимущество чести Рима и Константинополя не представляет собой исключения, хотя некоторые историки и пытаются принижать преимущество чести Патриарха Иерусалимского[78].
Во-вторых, латиняне утверждали, что данное 28-е правило не согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, поскольку последнее помещает епископа Константинопольского на второе место после Римского, в то время как 28-е правило предоставляет им равное преимущество. Совершенно очевидно, что латиняне смешивают здесь понятия «преимущество чести» и «чин чести». Досифей справедливо отвечает на это утверждение следующее: «Данное правило согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, которому оно и следует, поскольку оба назвали епископа Римского первым, а Константинопольского – вторым по чину, и только. А IV Вселенский Собор удостоил епископа Константинополя одинаковой с епископом Римским чести (точнее, не удостоил чести, но подтвердил решение ΙΙ Собора, как указывается в Первом послании этого Собора к Папе Римскому Льву), объяснив, в чем заключается преимущество, а именно: не в епископском, но в патриаршем достоинстве, поскольку патриаршее достоинство является самым высоким в Церкви, а оно было дано епископу Константинопольскому II Вселенским Собором; и потому все пять патриарших престолов имеют равное достоинство»[79]. Досифей здесь имеет в виду, что нельзя сравнивать преимущества чести патриархов и разделять их на высших и низших. Преимущество чести каждого из патриархов, как высочайшее достоинство в Церкви, можно сравнивать только с более низким достоинством подчиняющихся патриарху митрополитов. В этом смысле он отмечает, что «все отцы исповедали (на IV Вселенском Соборе), что без принуждения, по собственной воле отдают преимущество епископу Константинопольскому»[80]. Первенство чести патриархов в системе пентархии означает право патриархов рукополагать и судить митрополитов, подчиняющихся их собственной юрисдикции. Этим правом в одинаковой мере обладают все пять патриархов.
В-третьих, латиняне утверждали, что Римский епископ выше Константинопольского, Константинопольский – выше Александрийского и так далее. Досифей отвечает на это: «Мы говорим, что Константинопольский епископ выше Александрийского только по чину так же, как Римский выше Константинопольского только по чину, а Александрийский – выше по чину Антиохийского, Антиохийский – Иерусалимского и Иерусалимский – Московского… поэтому у всех патриархов общие достоинство и власть, отличие есть только в чине, установленном ради церковного благочиния». При этом он ссылается на Вальсамона, который с присущим ему изяществом пишет: «Подобно тому, как пять чувств одной головы, известные христоименитому народу, нераздельно связаны между собой и во всем равночестны друг другу, так и главы находящихся во всей вселенной Святых Божиих Церквей, справедливо так названные, свободны от человеческих различий»[81].
И в-четвертых, латиняне утверждали, что 28-е правило подписали только двести из шестисот тридцати епископов Собора, с тем чтобы угодить Анатолию, епископу Константинопольскому. Досифей отвечает на это, что «никто из достойных доверия или древних историков не писал ни о чем подобном, и в деяниях Собора об этом не упоминается»; а также, что «Собор, будучи Вселенским, не имел необходимости льстить Анатолию и защищать Анатолия. И это видно из того, что он отверг его просьбу о том, чтобы Соборы и суды по всем делам, даже если они касаются других епархий, проходили в Константинополе. Однако он совершенно заслуженно предоставил Константинопольскому [епископу] право рукополагать митрополитов, не подчинявшихся ни одному патриарху»[82]. Из данного ответа можно сделать вывод, что свт. Анатолий предлагал, чтобы на постоянном Синоде в Константинополе рассматривались дела епархий, не входящих в его юрисдикцию, но отцы Халкидонского Собора отвергли это предложение, предоставив ему 28-м правилом власть рукополагать митрополитов только трех диоцезов: Фракийского, Асийского и Понтийского – и рассматривать судебные дела епископов лишь своей юрисдикции.
Итак, из вышесказанного явствует, что Константинопольский престол, по определению 3-го правила II Вселенского Собора, приобрел патриаршее достоинство (преимущество чести) и получил второе место среди великих церковных кафедр по чину чести (по порядку) после епископа Римского, а 28-е правило Халкидонского Собора дало ему, помимо этого, каноническую патриаршую власть над конкретными тремя диоцезами: Фракийским, Азийским и Понтийским – и прилегающими к ним варварскими территориями.
1.7.6. Восточный Иллирик
В период между 381 и 451 годами епископ Константинопольский приобрел, пользуясь «обычным правом», привилегии административной власти над соседними Асийским и Понтийским диоцезами и над всем Восточным Иллириком. В частности, архиепископы Константинопольские Геннадий, Аттик, Сисинний, божественный Иоанн Златоуст и Прокл, создавая «обычное право» сверхмитрополичьей власти или применяя его, вмешивались в находившиеся в дурном состоянии дела этих епархий, от Иллирика до Понта, и исправляли их. При этом Рим, Александрия и отдельные митрополиты противодействовали усилившейся активности Константинополя за пределами его юрисдикции, что показывает их вполне понятное болезненное восприятие нарушения действующих правил I Вселенского Собора, а также завистливое стремление ограничить растущую силу епископа новой столицы, проявившееся на Соборе «у Дуба» в виде известных антиканонических действий. Мы говорим здесь о переходном периоде, события которого при внимательной оценке показывают, в чем заключаются права Церквей. В данном случае имеет место ограничение прав Рима, но не Александрии. Политическая реформа 379 года в Восточном Иллирике была так или иначе необходима из-за нашествия готов, а за ней последовали неизбежные изменения в церковной жизни, закрепившиеся до времени правления Исаврийской династии. Можно сказать, что, с точки зрения правил Никейского Собора, экстерриториальные действия Константинопольского епископа были очевидным вызовом по отношению к правам Церкви Рима. Вот почему, замечает Досифей, «когда Арсакий и Аттик, при жизни Златоуста, были рукоположены на Константинопольский престол, тогда Антиохийский епископ вместе с папой Иннокентием, а также палестинские и иллирийские епископы прервали общение с Арсакием и Аттиком»[83]. Тем не менее вмешательство Константинопольского епископа в дела Восточного Иллирика (например, в дело Перигена Коринфского) не противоречило церковным правилам. Правила Никейского Собора, подтвержденные 2-м
