– Сергей кого-то убил?! Бред.
– Да не бред, а что-то случилось, – в сердцах поправил статского советника врид директора. – Обрати внимание, как формулирует полицмейстер. Сергей Манолович арестован по обвинению в убийстве, а не задержан по подозрению. Значит, улики действительно бесспорные. Его что, взяли с поличным над мертвым телом?
После паузы Кафафов заключил:
– Езжай туда и разберись. Но дело такое, что надо поставить в известность Степана Петровича. Ступай в больницу, а я пока приготовлю бумаги.
Лыков отправился в клинику Шапиро на Литейном. Всю дорогу он пытался размышлять. Августа Мапететт – та самая порочная барынька, в гости к которой Сергей и поехал. Но убивать-то ее зачем? Тут, конечно, глупость, Азвестопуло здесь ни при чем. Но схватили и обвинили именно его. Как такое могло случиться? Подставили, спровоцировали, подбросили улики и нашли лжесвидетелей? Единственное объяснение, ежели «улики бесспорные». Но как это сделали? Если только напоили питерского гостя до беспамятства… Зарезали бабу, его положили на труп и сунули в руку нож. А потом вызвали полицию. Собственно, Кафафов уже предположил такой вариант. А другого, пожалуй, и нет.
Подходя к палате, где лежала несчастная Ольга Константиновна Белецкая, Лыков уже взял себя в руки. Конечно, директору сейчас не до него. Любимая жена, мать четверых детей который день между жизнью и смертью. Но доложиться необходимо.
У дверей палаты сидел охранник. Он знал Лыкова в лицо и вызвал сиделку. Пришла тонкая женщина в возрасте, с истощенным монашеским лицом, выслушала статского советника и кивнула:
– Доложу, ждите.
Белецкий вышел почти сразу:
– Алексей Николаич, что-то срочное?
– Увы.
Сбиваясь, он рассказал директору о происшествии. Тот опешил:
– Не хватало мне еще и этого! Как мог Сергей Манолович вляпаться в такое? За каким чертом он поехал в Смоленск?
– Я выясню.
– Уж изволь! Это твой помощник.
– Изволю, – зло ответил сыщик. – Ты же меня знаешь. Так изволю, что тот, кто все это устроил, горько пожалеет.
Директор похлопал красными от бессонницы глазами и отмахнулся:
– Не хвались раньше времени. Ступай, мы дадим тебе все необходимые полномочия. Пусть пошлют телеграмму от моего имени губернатору. Там кто, Кобеко?
– Да. Я его знаю по Казани – порядочный.
– Это хорошо. В телеграмме напишите, что Департамент полиции считает случившееся недоразумением или провокацией. И что дознание они будут вести с участием представителя департамента статского советника Лыкова.
– Слушаюсь, – обрадовался Алексей Николаевич и умчался обратно на Фонтанку. Доложился Кафафову, вместе они составили текст экспресса, и сыщик поехал в железнодорожные кассы.
В Департаменте полиции имелись в большом количестве билеты на главные дороги, которыми чины ведомства пользовались бесплатно. Но Лыков хотел попасть в Смоленск как можно быстрее. Поэтому он сам составил себе маршрут: из Петербурга до станции Лихославль, бывшей Осташково, там пересадка на поезд Новоторжского участка Николаевской дороги до Вязьмы, а в Вязьме вторая пересадка на линию Александровской железной дороги до Смоленска. Объезжая Москву по новоторжской ветке, статский советник экономил чуть ли не сутки. Действовал он лихорадочно и уже 30 апреля увидел в окно вагона величественный силуэт кафедрального Успенского собора.
На вокзале столичного гостя никто не встречал. Да уж… Сыщик давно не оказывался в такой щекотливой ситуации. Вроде бы он начальник, важный чин МВД. И командировочное предписание при нем, и телеграмма губернатору отослана. Но ощущение такое, что он прибыл как проситель, и со здешней полицией придется ладить, а не командовать ею… Виданное ли дело: коллежский асессор из главного департамента всей государственной машины – и вдруг убийца! То-то журналисты обрадуются, когда узнают. И наверняка уже узнали.
Так вышло, что прежде Алексей Николаевич не был в этом городе и, несмотря на трудную миссию, глядел по сторонам с любопытством. Странности начались загодя. Последние сорок верст до города сыщик наблюдал еще один рельсовый путь, который тянулся параллельно Александровской дороге. Кондуктор пояснил, что здесь выходит к городу идущая с юга Данково-Смоленская линия Рязанско-Уральской дороги. Изобилие рельсов создавало необычный пейзаж. Лыков вдруг подумал: случись тут крушение, перекрыло бы сразу две артерии. Даже три, поправил он себя. Поскольку перед самым городом в их колею влилась Риго-Орловская дорога. Такую концентрацию чугунки еще поискать…
Первое впечатление от города всегда создает вокзал. Здесь их было аж два, друг напротив друга. Дебаркадеры соединяла ажурная арка с часами посредине. Чистенько и не очень суетно… Приезжий сел в экипаж и сказал:
– В лучшую гостиницу вези, так и быть. Какая у вас лучшая?
– Эдак-то по кошельку, вашество, – тактично ответил извозчик. – Лучшие все по Большой Благовещенской. Чуть не в ряд стоят.
– А самая удобная какая считается? Кошелек выдержит, но уж если платить, так за дело.
– Ну, тогда вам прямиком в «Европейскую». Всего двадцать четыре нумера, шумно не бывает. Ресторан. Только что после зимы открыли сад «Эрмитаж», увеселения всякие тама…
– Вези.
Пролетка тронулась. Через виадук они пересекли многочисленные рельсовые пути и двинули к высокому берегу. Лыков не мог оторвать глаз от красавца собора. Он решил сходить туда, как только позволят дела. Еще какие-то купола, на вид очень древние, мелькнули справа. Извозчик подсказал:
– Самая старая в городе церква, Петра и Павла. Очень ее народ почитает.
– А тот храм, что на горе? Смотрю и не налюбуюсь.
Смолянин повернулся к седоку и польщенно улыбнулся:
– Сам сколь годов езжу, а тоже налюбоваться не могу. Всем храмам храм! А какой иконостас! Липовый резной, невозможной высоты. Чудотворный образ Смоленской Божией Матери Одигитрии. Говорят, когда сто лет назад взяли нас французы, сам Бонапарт вошел в собор в шапке. Не снял, басурманин, показал свою жалкую породу. А огляделся вокруг, ахнул – и сорвал картуз. Во как! Благодать постиг. Вышел зенки в пол, потупивши гордыню. И караул поставил у входа, чтобы, значит, другие нехристи не безобразничали.
– Ты на дорогу смотри, – напомнил ему Лыков.
– А что ей сделается? Вот. У нас храмов благодать как много. Древние и поновее, всякие имеются. Местов других о-го-го. Вы сходите, барин, в Лопатинский сад, погуляйте. Крепость также…
За разговорами они пересекли по железному мосту Днепр и оказались на левом его берегу.
– Во, Богоматерская церковь. – Извозчик указал кнутовищем на белый храм с проездной аркой посредине. – Балкон зрите? Туда, говорят, Бонапарт велел втащить две пушки и сам наводил их, когда стрелял по отступающим русским войскам. Бесовское отродье! А верно говорят, что у него, когда помер, доктора хвост обнаружили?
