солнечный день таит какую-то невыразимую светлую грусть. Она берет за сердце.
Ягда отозвалась:
— Когда-то было: отец забирает меня с собой на охоту. Вечером, на привале, запоет эту песню, потом схватит ружье и палит в небо дуплетом. И говорит мне: береги сердце, сердце береги, все беды наши от нетерпения сердца…
Над головой заливался невидимый жаворонок.
— Ягда, ты любишь кого?
— Угу, — кивнула она.
— Скучно, — сказал Сергей, — когда в сердце нет жильцов. Нет, не скучно, а, пожалуй, страшно. Мне сейчас любовь кажется такой далекой…
— А он любит другую…
Сергей проговорил:
— Выходит, у нас с тобой одна судьба…
И ему вспомнилось, как после того первого посещения им Тони в больнице с пылающей головой он брел домой. Сквозь ветви деревьев, согнувшихся от тяжести снега, просвечивало скудное солнышко. Сергей тогда вдруг вспомнил про Ягду. «Ведь она уезжает, — спохватился он. — Мало ли что она сказала: не надо провожать. Неизвестно, с каким чувством уезжает…» Недолго думая, он вскочил в трамвай и прямым ходом поехал на Казанский вокзал.
На пути стоял челябинский поезд. Только что объявили посадку. Спешили носильщики. Появились первые пассажиры. Сергей ожидал возле хвостового вагона…
Увидев Сергея, Ягда на миг остановилась. Расширенными глазами посмотрела на него и улыбнулась.
— Это Сережа, — сказала она двум провожавшим ее девушкам, взяла его за руку и не отпускала, пока не дошли до ее вагона. Она словно уезжала не навсегда, а просто за город на воскресенье.
Когда поезд тронулся, Ягда махала рукой и все кричала:
— До свидания!.. До свида-а-ния-а-а!..
Спустя несколько дней выпускникам мясомолочного института бросили призыв: «Даешь штурмовой! Учебу — досрочно!»
Страна штурмовала высоты пятилеток.
Недаром
мы гнали стада за версту,
Недаром
в навозе марались,
Под теплою шерстью
слушали стук
Артерии феморалис.
Недаром
над нами бродила луна,
Лучами беля, как известкой.
Она нам — корова —
как песня родна
И как свои пальцы, известна.
По сизому небу плывут облака.
Корова жует и думает:
«Сердитые люди
отняли телка,
В овсяной соломе мало белка,
И жизнь моя очень угрюмая».
Я запахом талого снега дышу,
Я знаю тоску коровью,
И я не чернилами это пишу,
А собственной сердца кровью.
И я говорю:
«Растай, тоска,
Коровья печаль, —
затихни.
В вузе, где мелом
стучит доска,
Учится зоотехник.
Он пишет конспекты,
листает тома,
Льет кислоту в бюретки,
Он готовится
силу ума
На службу отдать пятилетке.
И он придет
среди пыльных степей,
Среди леска поределого
Строить силосные башни тебе,
И заново мир переделывать».
Стихи, написанные в те дни…
А скоро перед выпускниками животноводческого факультета развернули огромную карту. Сергей выбрал Башкирию и через три дня выехал в Уфу, в распоряжение треста «Башскотовод».
В тресте его принял худощавый мужчина во френче и галифе с орденом Красного Знамени на груди. Он ознакомился с документами Сергея и задал вопрос:
— Почему, например, вы стали скотоводом?
Сергей улыбнулся:
— С детства люблю молоко — наверное, потому.
Дядька рассмеялся — ответ ему явно понравился — и, взглянув еще раз на диплом с отличием, спросил:
— А нет желания работать в тресте… инструктором?
Сергей раздумывал и колебался. Но потом сообразил, что это, в сущности, та же канцелярская работа, которую он терпеть не мог.
Он подумал о совхозе, где была на практике Тоня и где теперь работала Ягда. И сказал: а не пошлют ли его в этот совхоз?
Мужчина поднял голову, пристально посмотрел Сергею в глаза. Что совхоз самый дальний, Сергею было известно. А вот то, что он трудный и бедный и никто не хотел туда ехать, этого Сергей не знал. Дядька тут же связался по телефону с каким-то Веревкиным, велел оформить приказ. Потом дал Сергею сто рублей: «На дорожные расходы». И сказал, уже прощаясь:
— Что нужно? Наука нужна. Но главное — человек нужен. Хорошо знающий свое дело… И вот еще что. Вы видели виноградную лозу?.. Лоза отдает плодам солнечный сок. Мало отдавать людям все. Надо отдавать лучшее в себе.
Слова эти Сергею запомнились.
Потом он ездил целый день по Уфе. На «открытом автобусе» — грузовой машине, в кузове которой сделаны скамеечки, — проехал по всем маршрутам (их было целых два), да еще по нескольку раз. Побывал в книжном магазине Башгиз, в его читальне, где люди могли читать все новые журналы и книжные новинки, и отметил про себя: «Не дурно бы кое-чему и Москве поучиться у Уфы». А вечером пошел на Белую — посмотреть на ледоход. Там, провожая день, написал:
Рот мой наполнен беспечным свистом.
Что мне? Брожу, ничего не делая.
Здесь надоест, так поеду на пристань,
Погляжу, как злится река Белая.
А утром он уже покачивался в скрипящем вагоне, примостившись в углу у окна, жевал булку, которую успел купить перед отъездом, и жадно глядел на пролетающий мимо него мир — на голые тополя, свинцово блестящие лужицы, стаи перелетных птиц, на казавшиеся одинаковыми фигуры людей, конусообразные курганы и далекий синеющий лес. Все летело мимо него, уходило в иную даль…
«Душа человека не обогащается, — подумал Сергей, — а скудеет, когда вот так мимо него пролетают пейзажи, люди, звери. Это точно…»
С Ягдой он встретился, как приехал в совхоз. Ягда сама договорилась с хозяйкой, чтобы та присматривала за Сергеем. И однажды, растроганный ее заботой, он признался ей: «В тебе, Ягда, есть что-то такое, что глазами матери смотрит…»
— Сергей, у тебя что — другой рубахи нет? — спросила Ягда, точно угадывая его мысли.
— А что?
— Она же у тебя рваная. Вся спина…
— Да ну? Утром только надел. — Удивляясь, он рукой пошарил по спине. — Эх, хорошая была рубаха… — вздохнул он, поняв, что это разодрал ему в схватке Садрый.
Ягда открыла чемоданчик.
— У меня только розовые нитки. Как быть?
— Обожаю розовое, — сказал Сергей. — Валяй розовыми.
Она начала зашивать прореху. Сергей, пытаясь взглянуть себе за спину, проговорил:
— Вот что значит женщины.
— Хотя ты их теперь избегаешь… — сказала она.
Сергею было хорошо с Ягдой, она настраивала его на радостный, спокойный лад. И он сказал:
— Таких, как ты, поискать надо.
— Могу поспорить, ты так не думаешь.
Сергей коротко ответил:
— Проиграешь.
Издали послышалась дробь конских копыт. Сергей поднял голову — по дороге стремглав летел всадник. Сергей сразу узнал своего
