ждёт — значит, не всё потеряно.
— Ты не снимал Силобор, а мне нечем подпитаться. Я теряю слишком много. Клянусь, я тебя не обманывала. Я не нарушила ни одной нашей договорённости.
Я часто моргала. Возможно, он воспримет это за кокетство или за желание расплакаться, но на самом деле я старательно смаргивала желающую вырваться навь. Если ей дать волю, ведьмака совсем заклинит, и будет уже не разобраться.
— Что это? — хрипло спросил он, мазнув большим пальцем по моему запястью, при этом продолжая распинать меня по земле, словно на дыбе.
— Вербена и зверобой.
— Как ты могла их достать, не нарушив ни одной договорённости? — в голосе была издёвка и недоверие, но молнии потихоньку гасли.
— Я вчера… — сглотнула, потому что во рту пересохло. — Я не выходила из комнаты, только выглянула. Выглянула, когда мимо проходил мальчишка, сын хозяина, конюхом работает ещё. Я ему не вредила, а предложила заработать. За медяшку он сбегал до лавки, а за вторую лавочник согласился продать травку ночью.
— А медяшки где взяла? — Кажется, молнии ушли.
— У тебя в кармане, — совсем тихо проговорила. — Стащила, когда ты мне мешок с продуктами показывал.
Он нахмурился, вспоминая.
— Про воровство у нас договорённости не было, — поспешно добавила я. — Такого слова ты с меня не брал, а значит, я ничего не нарушила.
Он ещё несколько биений сердца разглядывал моё лицо, а потом выдал:
— Паскудная ты девка, Арина.
— Может, ты слезешь с паскудной девки тогда? Тяжёлый, чуть не раздавил.
Руки ведьмака напряглись на мгновение, но сразу после этого тяжесть ушла. Он встал. Руку подал. Я не стала капризничать, приняла. Но он дёрнул так, что чуть из плеча не вырвал — и я опять оказалась в подозрительной близости от его глаз.
— Если оставлю всё как есть, я проснусь завтра утром? — спросил он мрачно.
— Я не наврежу тебе, — негромко сказала я, словно стесняясь этого. — Пока действует наш договор, у нас перемирие. Если ты пообещаешь не вредить мне.
— Обещаю сознательно тебе не вредить. — Я сморщилась от его формулировки, но приняла.
— Отпустишь?
Он разжал руку.
* * *
И стало спокойнее. То ли мы перешагнули с ведьмаком какой-то рубеж, то ли оттого, что силы из меня теперь ничто не тянуло и мир вокруг стал намного доброжелательнее. Я даже позволяла себе жмуриться на солнце, словно довольная кошка, лишь мерно покачивалась в седле.
Ведьмак ехал немного впереди, и я долго разглядывала его широкую спину. Сложен он, конечно, отлично. Да и осанка почти царская. Интересно, им в их школе самомнение отдельным уроком преподают, или это врождённое?
Дарий притормозил коня и пристроился рядом. Мы как раз в лес собирались въезжать. Я зыркнула на него вопросительно.
— И давно он за нами тащится? — спросил тихо Дарий.
— Да почти уж полчаса.
— Почему не сказала?
— А зачем? Ты что, пьяный?
— Нет, конечно.
— Ну и всё тогда. Шиш — он только для пьяниц опасен. Потащится ещё чуток и отстанет.
— Это Шиш? Я думал, Лихо.
Я фыркнула:
— Какой это Лихо? У него ж два глаза.
— Так я не вижу, — признался Дарий. — Только чувствую. Чую, что движется за нами кто-то. Могу его проявить, конечно, но на это сила нужна, а зазря её тратить не резон. Без тебя шуганул бы его — и дело с концом. Хотя вряд ли он за мной без тебя увязался бы.
— Вообще не видишь? Всех низших? А кого тогда видишь?
— Только низших и слабых не вижу. Особо незачем. Они вреда обычно не причиняют. С такими и деревенские говоруньи справятся. А если кто разбушуется — так тогда другой расклад.
— Я могу его назад отправить, если он тебя нервирует. Только…
— Что «только»?
— Мне навий взгляд нужен. У тебя крышу не сорвёт, если мои глаза увидишь? Мне показалось, тебе это не слишком по вкусу.
Он немного помолчал.
— Я бы предпочёл, чтобы ты всегда с навьими глазами была. Я бы тогда не забывал, кто ты на самом деле.
Почему-то стало обидно, и я побыстрее сморгнула глаза на белые. В них эмоций нет, они холодные и безжизненные. То что надо. Притормозила и развернула коня назад. Глянула на Шиша, а тот и рад стараться. То одним боком повернётся, то другим, подскакивает. Мелкий, коренастый, словно весь состоит из сучков и древесных наростов, как будто криворукий мальчишка его из коряги выстругал.
Скалится, но осторожно. Он-то тоже видит, кто перед ним. Я вопросительно дёрнула подбородком вверх. И мелкий нечистый тут же начал болтать. Понимала, правда, через слово, потому что с речью у шишей очень плохо. Шепелявят и предложения неправильно строят. Но разобрала общий смысл. Не сдержалась и хихикнула.
— Что? — спросил ведьмак.
— Шиш спрашивает, где я такое чудовище подобрала и зачем ты мне сдался, — охотно поделилась я. — А ещё он говорит, что туда, куда мы идём, идти бы не стоило.
— А что там?
— Да кто его знает. — Я сморгнула навий взгляд.
— Если лесную дорогу объезжать, то потеряем день, а то и больше.
— Так не будем. Два мага уж, наверное, смогут с трудностями справится.
Не уверена, что он обрадовался, что я нас в один подвид записала, но беречь его нежные чувства у меня не было никакого желания. Я беспечно развернула коня на прежний курс. Зря, как выяснилось. Шиш, конечно, не семи пядей во лбу, но советовал дело.
Ведьмина чуйка засвербела не сразу. Но когда всё же принялась-таки грызть изнутри, стало препротивно. Это воспринималось не только как беспокойство, но и как реальный дискомфорт: словно кто-то под кожу опилок навалил. Я всё никак не могла понять, в чём причина. Ни следов упырей, ни волкодлаков, ни прочих не ощущалось. Обычное зверьё нам не страшно. Так что же тогда?
Сморгнула взгляд на навий. И тоже пусто. Но беспокойство не оставляло. Особенно нервировал ведьмак, который весь стал как взведённая пружина. Только тронь — и он распрямится. Да ещё и рука не покидала меча, что был прикреплён к седлу. Тоже что-то его беспокоило.
Дорожка впереди как-то потерялась, словно её обходить вдруг все проезжие начали. Как если бы разбойники засаду устроили, а остальные путники её огибали безопасным кругом. А потом, когда лихие люди края покинули, кто-то по старой тропке продолжил ездить, а кто-то по новой. Ведьмак свернул направо, там бурелом поменьше, да и в целом дорожка посветлее была. Я бы тоже её выбрала — где меньше заросли, там и тише.
Вскоре лес и вовсе расступился, открыв нам широкую ясную