И вообще, аварийки надо включать! – отплёвывался Петрович, как мог.
Таксист покурил и пошёл к подъезду дома через кусты.
– Итить твою налево! – воскликнул Петрович. – Стой! Ты это чего там делаешь?
В траве, в кустах мужик в тельняшке, выглядывающейся из-под синей форменной рубахи, скорчился над кем-то неподвижно лежащим. Что-то блеснуло.
– Это не я! – заорал в ответ мужик, разогнулся, швырнул в кусты нож и убежал в утренние сумерки.
Петрович подошёл к лежачему.
– Итить твою налево! – в третий раз выругался таксист и почесал седой ёжик волос. – Отдохнул после смены, называется.
На земле лежал его сосед по лестничной клетке. Неподвижные зрачки молодого мужчины устремились в тёмное предрассветное небо, начинающее зеленеть снизу. Белая в бурых пятнах рубашка соседа не оставляла сомнений – его убили, и нужно вызывать полицию.
Святую простоту могила исправит
В последнее время Регина Ростоцкая жила, как будто спала. Ходила по дому, на улице, на работе с блаженной улыбкой.
– Ой, не смотри, не смотри на меня! – сказала как-то Зинаида Ивановна Глушко, прикрывая ладонью лицо.
Коллега по архиву, дама в возрасте, хохлушка-хохотушка любила подшучивать над серьёзной Ростоцкой.
– Почему? – спросила Регина.
– Боюсь, забрызгаешь ты меня.
– Чем? – продолжала недоумевать старший архивист.
– Счастьем своим – вот чем. Оно же из глаз твоих карих так и льётся, прямо даже брызжет во все стороны.
– Да, ну Вас, Зинаида Ивановна. Опять Ваши шуточки-прибауточки, – отмахнулась Ростоцкая, но всё равно покраснела.
Она, и правда, чувствовала себя самой счастливой на свете, и этим нахлынувшим на неё счастьем хотелось делиться со всеми. С птичками, принесшими этой весной благие вести. С людьми, понуро бредущими по делам. Эй, улыбнитесь! Жизнь прекрасна! С собаками и кошками, с машинами и домами, с памятником Ленина на центральной площади Старграда – со всеми.
Но сегодня радость сбавила обороты. Регина вернулась домой из женской консультации, закрыла за собой дверь и опустилась на табурет, поставленный Архиповым у входа специально для неё. Обувь теперь она снимала из положения сидя.
– Боже, только бы всё обошлось! – взмолилась женщина.
"Каррр?!" – чёрный ворон подлетел к ней на одном крыле. Второе крыло было сломано.
– А вот то и случилось, Григорий. Анализы плохие. Кровь, моча – всё с каким-то изъяном, – сказала Регина, стаскивая сандалии на сплошной подошве.
"Карррррр?"
– Нет. Не совсем всё плохо. Будем над этим работать. Как сказала врач "А что Вы хотели, первородка в тридцать шесть лет?" Знаешь, как она меня называет?
"Даже не догадываюсь".
– Старородящая!
Ростоцкая прошла в столовую-гостиную и огляделась. Как же она любит этот купеческий дом на пригорке. Регина улыбнулась и зажмурилась – скоро по этим половицам побегут крошечные босые ножки. Топ-топ, топ-топ.
"Сама она староррродящая! Сейчас женщины и в пятьдесят лет рррожают. Надо рассказать Арррхипову. Пусть поговорит с этим горрре-докторрром! Вправит ей мозги на место".
Чёрный ворон вспорхнул, взлетел на одном крыле и занял своё место на крыше резного буфета красного дерева.
– Тихо-тихо, спокойно. Не надо ей ничего никуда вправлять. Так-то она тётка хорошая, самое главное, грамотная и работу свою любит. А ещё о беременных печётся как о своих родных дочерях.
"А чё обзывается тогда?"
– Просто немного грубовата. Знаешь, у неё такой врачебный цинизм присутствует в поведении.
Регина мыла руки, когда звонок жалобно возвестил о нежданной гостье. Ростоцкая выглянула в окно.
– Батюшки! А её-то какая нелёгкая ко мне занесла?
Перед калиткой переминалась с ноги на ногу белокурая женщина пышных форм.
"Кто там?" – не выдержал любопытный Гриша.
– Одноклассница бывшая, – крикнула Регина, выходя из дома.
Алёна Новак почти не изменилась – те же пухлые щёки с аллергичным румянцем, те же светлые локоны, собранные в хвост.
– Привет, Регина. Пустишь в дом? Разговор есть, – сказала женщина, оглядываясь по сторонам, как заправский шпион.
– Привет. Проходи, конечно, – сказала Ростоцкая, открыла калитку, пропустила гостью во двор, тоже зачем-то оглядываясь по сторонам. Даже носом повела, как ищейка. За гостьей пролетел ароматный шлейф свежей выпечки.
Алёнка прошла в гостиную, села за круглый стол, накрытый зелёной скатертью, взмахнула белокурым хвостом, закрыла лицо белыми руками и зарыдала. Прямо как в детстве. Только сейчас ей было на двадцать лет больше.
– Господи! Что случилось? – спросила Регина и кинулась к пузатому графику с водой, оставшемуся ещё со времён купцов, первых владельцев дома.
– Спасибо, – сказала Алёнка, отпив половину стакана воды за раз и немного успокоившись. – Беда случилась. Беда.
Регина выжидающе посмотрела на бывшую одноклассницу, та молчала. Хозяйка ушла на кухню. Вернулась через пять минут с подносом. Ароматный чай с чабрецом, розетки с вареньем, конфеты и печенье в вазочке порадовали глаз гостьи. Новак схватила аккуратную чашечку, попробовала чай и одобряюще закивала в сторону хозяйки.
– Вот умеете вы, немцы, всё-таки красиво подать. Помню, ещё в детстве меня поразило, как у вас в доме было чисто и аккуратно.
"А сейчас у нас бардак что ли?! Какова нахалка!" – раскаркался Гриша, незамеченный гостьей на чердаке буфета.
– Мамочка рОдная! – заорала гостья и закрыла лицо руками. Опять.
– Не бойся. Это Гриша. Ручной ворон. Он не тронет.
"Может, и трону. Если будет хамить".
– Ну, ты, Ростоцкая, даёшь! Ворона приручила?! Молодец.
– Возьми лучше конфету. Она вкусная, – сказала Регина и выразительно посмотрела на Григория.
Нельзя так. С гостями ТАК нельзя.
"А чё она?" – защищался ворон.
– Рассказывай, что стряслось.
– В общем, если ты помнишь, ухажёров у меня особо не было никогда. Эта ты была первая красавица в классе, а я же… сама понимаешь.
– Ой, ладно тебе, – сморщилась Регина.
– А тут появился у меня мужчина. Немного старше, да, не спорю. Но такой, – сказала Алёнка и закатила глаза.
– Какой?
– Огонь! Что он со мной в постели вытворяет, ты бы…
– Давай без подробностей, – перебила откровенную собеседницу Ростоцкая. – В общем, он – огонь. Я поняла. И что дальше?
– И всё! Год прожили душа в душу, а теперь его нет.
– Умер?! – ахнула Регина.
"Довела мужика до белого каленья, сексмашина и сломалась. Моторчик не выдержал".
Хозяйка посмотрела на ворона с укором. Разве так можно говорить? В твоём случае – каркать.
– Тьфу на тебя! Жив. В тюрьме сидит, – сказала Алёнка и проследила за взглядом Регины, начиная понимать, что чокнутая Ростоцкая, как её называли в школе, переговаривается с птицей.
Правду люди говорят, что Ростоцкие с чертями дружбу водят. Тётка её была первая ворожея в Старграде. И племянница – ведьма! Ну и хорошо. Тогда – чем чёрт не шутит, пожалуй, и поможет горю моему.
– Пришли с обыском и арестовали. Скрутили и увели.
