вот еще большая банальность: «Свои страхи нужно перебарывать».
Так я сказала Герману.
Просто ляпнула, когда мы пили белое дешевое вино на заднем дворе музыкального колледжа имени Мурова, в котором вместе учились. В тот вечер было прохладно, и я бы предпочла красное. Мы были пьяные и влюбленные. Студенты второго курса. Нам нет и двадцати.
«Свои страхи нужно перебарывать».
Я боюсь скорости.
«Маленькая моя, есть склоны для начинающих».
Мы пьем из пластиковых стаканчиков на брудершафт, потому что нам приятно находить повод для поцелуев. Нам нравится поднимать пафосные тосты, признаваться друг другу в любви. Нам девятнадцать.
Если ты боишься высоты – поднимись на четыре тысячи метров с парашютом за спиной.
Лично я боюсь скорости.
Мы познакомились на первом курсе. Уже тогда Герман играл в рок-группе на ударных. Он драммер от Бога. Обучение давалось ему легко. По крайней мере, если сравнивать со мной. Он взял в руки палочки еще задолго до того, как подал документы в колледж. Смешно слушать записи их первых «хитов», записанных на диктофон телефона во время игры на репетиционной точке. Прямая «бочка», кривые, сбивающиеся с такта, долбания по «рабочему». И все же это уровень как минимум второкурсника. А к тому времени, как он поступил, он мог заткнуть за пояс выскочек с четвертого. Собственно, благодаря этому мы и подружились. Мне нужен был кто-то, кто смог бы меня натаскать на практике. Я рвалась жить. Мне не терпелось собрать свою команду. Сколько себя помню, я мечтала стать барабанщицей. Теория и обучение в колледже – это конечно хорошо, и бросать учебу я не планировала, но и терять времени мне не хотелось.
Так мы говорим, когда рассказываем о том, как мы познакомились. На самом деле все немного иначе. Мне действительно хотелось найти себе преподавателя для дополнительных занятий. И пускай Герман был выше меня на голову по уровню мастерства (если вообще можно говорить о каком-то мастерстве, когда речь идет о первокурсниках), все же на роль учителя он не тянул. Но именно он стал моим «Учителем». А я – его единственной «ученицей». Нам хотелось проводить вечера вместе, и это был замечательный повод.
Мы оставались после занятий и терзали старую, прошедшую через тысячи барабанных палочек учеников ударную установку, пока нас не выгоняли.
Он красив. Он знает это. И тем забавней было наблюдать, как он робел передо мной в первую неделю нашего знакомства.
Свои страхи нужно перебарывать.
Я сижу перед инструментом. Сжимаю обмотанные изолентой барабанные палочки. Герман сидит за мной, прижавшись вплотную. Спиной я чувствую, как колотится его сердце. Ощущаю его дыхание на своей шее. Он рассказывает мне о Ките Муне, о Билле Уорде, Роджере Тейлоре. Нет, он не решится. И это прекрасно. Герману не составит труда уложить в постель любую с нашего потока, но сейчас он робеет, хотя я вижу, что он хочет того же, чего и я. Влюбленность превращает самоуверенных красавцев в нерешительных мальчиков. Он берет мою кисть в свою ладонь и показывает, как нужно извлекать чистый звук из открытого хай-хэта. Уорду было бы стыдно за нас. Наши руки слегка трясутся. Звук выходит отвратительный.
Страхи нужно преодолевать.
Я поворачиваюсь к Герману вполоборота. Уорд смущенно и понимающе улыбается, оставляет нас вдвоем.
Говорят, первый поцелуй остается в памяти навсегда. Я его почти не помню. Но до конца дней своих буду помнить наш первый поцелуй с Германом.
* * *
Смятая пустая пачка из-под сигарет вылетела в окно и угодила под колеса едущего сзади «уазика».
Токарь с тоской повертел в руках последнюю сигарету и вставил в рот. Прикурив, он взглянул на Нину. Она сидела рядом и уже битых десять минут что-то искала в недрах своей сумочки.
– Да вытряхни ты свое барахло на заднее сиденье, – посоветовал Токарь.
– Нашла уже.
Девушка извлекла из сумки крохотную флешку размером с ноготь.
– Ты не против, если я включу музыку?
Токарь пожал плечами.
– Да ради бога.
Подключив свой смартфон через блютус к машине и выбрав композицию, Нина нажала на «плей».
Полуэлектронные басы заиграли вступление.
– Это «Касабиан», – пояснила Нина.
Токарь поморщился.
– Рок? Я, если по-чесноку, такое не слушаю.
– Выключить?
– Да нет, слушай на здоровье.
Отыграв вступление, неизвестные Токарю музыканты перешли к куплету. К ритм-секции ударных и бас-гитары прибавился дерзкий вокал Тома Мейгана:
One, take control of me
You're messing with the enemy
Said it's two, it's another trick
Messin' with my mind, I wake up…
Нина закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья. Пальцами начала легонько постукивать по коленям в такт музыке; губы синхронно с певцом нашептывали слова куплета. Она знала текст наизусть.
– Это хорошая музыка, – сказала Нина, не поворачивая к Токарю головы и не открывая глаз, – я на ней выросла. «Мьюз», «Колдплей», «Радиохед», «Касабиан»… наши так не умеют. Или не хотят. Да нет, наверное, все-таки хотят. Просто ни черта не получается.
Токарь с сомнением на нее покосился.
– Ну, не знаю. Не слушаю я такое. Песня должна быть со смыслом. Жизненная. Наговицын там, Круг, «Лесоповал»… чтоб за душу цепляла, понимаешь?
Улыбнувшись, Нина как-то странно на него посмотрела.
– А как у тебя с английским, милый?
– Не понял?
– Ну, насколько хорошо ты знаешь английский язык?
– Я его вообще ни хрена не знаю, – выпалил Токарь простодушно.
– Тогда почему ты решил, что в этих песнях, – Нина кивнула на магнитолу, – нет смысла?
– Ну, может, и есть. Только какой? Слов-то я не понимаю.
– А разве обязательно понимать слова?
– Ясен пень! – удивился Токарь вопросу. – А как же!
– Музыка, – сказала Нина, – это в первую очередь экспрессия. Эмоции. Она должна воздействовать на человека на психоэмоциональном уровне, понимаешь?
– Нет, – честно ответил Токарь.
Нина устало вздохнула.
– Салюты. Ты любишь салюты?
– При чем тут салюты? Какие еще салюты? На Новый год которые пускают, что ли?
– Да, блин, фейерверки, обычные фейерверки!
– Ну, люблю.
– Вот, – Нина подняла вверх указательный палец. – А за что ты их любишь? Чем они тебе нравятся?
– Че за вопросы? Я вообще не въезжаю. Потому что они красивые, епта, че тут непонятного?
Нина кивнула.
– Красивые, – повторила она и победоносно улыбнулась. – То же самое и с песнями. Совсем необязательно понимать слова, чтобы наслаждаться красотой музыки. Скорее, даже наоборот: восприятие песни намного чище, когда слушателя не отвлекает необходимость вдумываться в смысл текста. Незнание языка стимулирует воображение. В этом и состоит искусство музыки: передать эмоции посредством звуков, оставляя простор для субъективного восприятия. И с
