ответил ему Иван: — Я знаю, что для работы ума необходимо сладкое, мои дети… — он замялся, видно вспомнив что-то неприятно и скомкал конец фраз: — … ладно это неважно. Так действительно будет лучше.
Держа кружку, от которой шёл жар, юноша покачал её из стороны в сторону. Делал он это правда не потому что хотел, а по причине слабости порезанной во многих местах конечностей. Взгляд слуги, который как он думал, был направлен на кружку, на самом деле в этот момент смотрел на расползающиеся по повязке тёмные пятна.
Впрочем как и у самого юноши. И смотря на них, у него в голове щёлкала цепочка ассоциаций. Кровь, жидкость, вкус. На мгновение Филипу показалось, что он захотел попробовать свою кровь, но мысль быстро перескочила со страной темы и снова пошла по кругу. Кровь — раз, жидкость — два, вкус — три… Он поднял кружку снова. Кровь — раз, кровь — жизнь. Рука чуть-чуть опустилась вниз. Жидкость — два, жидкость — жизнь. Зубы коснулись края. Сахар — это три и сахар — это…
А в следующий момент Филип отбросил прочь кружку. Ведь он наконец понял, что они по уши в долгах не могли позволить себе так тратить сахар. Пальцы потянулись ко рту для того чтобы вызвать рвоту, но его руку перехватили. Перед ним оказался старик, чья рука оказалась далеко не хрупка как полагалось иметь старому человеку, а сгустком мускул, что легко сдерживала движение подросткового тела. И Иван, быстро показал разницу, приложив силу и резко опустив руку Филипа. Конечность ударилась об стол, вызвав шок у парня, и освободившаяся рука «старика» схватила подростковое тело уже за челюсть. А во второй руке у напавшего, юноша смог заметить небольшой флакон из тёмного стекла.
Только вот боль не оглушила разум Филипа, и дождавшись, когда старик, неотрывно смотрящий на него поднимет руку, наклонит флакон для того чтобы влить ему в горло яд, ударил всё ещё зажатым в своей руке металлическим пером.
Охнув и разжав ладонь, старик выпустил флакон, который упав, разбился об пол.
— Врёшь демон, не дам я тебе спастись. — сказал справившийся с болью старик и потянулся второй рукой к его горлу: — Не захотел по тихому сдохнуть, тогда ПРОСТО УДАВЛЮ!
Филип понял, что если сейчас он не успокоит оппонента, то смерть его со Стефаном настигнет их гораздо раньше, чем можно было подумать. Поэтому он мысленно воззвал к девчонке, косящей под божество: — ПАКТ!! ПОМОГИ ПОКАЗАТЬ ПАКТ!!
Услышала его Экалрат, а может его искреннее желание оказалось достаточно сильно, но его рука, что также вцепилась руку «деда», покрылась красными нитями, и слуга замер, готовясь к чему-то. Но видя, что ни удара, не какого-либо иного действия не происходит, он впервые глазами показал эмоции. Ехидство напополам с презрением.
— Что не помогают тебе твои фокусы демон?
— Да чтоб тебя харя необразованная! — с трудом ворочая языком от страха, ответил ему Филип: — Как тебя могли взять в слуги и не рассказать о отличительных чертах магии рода?!
Вот эти слова уже вызвали сомнения, но горло мужчина так и не выпустил, дожидаясь продолжения. Однако Филип не хотел говорить, пока ему перекрывали кислород и лишь смотрел злым взглядом.
Рука неохотно разжалась и хрипя Филип склонился над столом. Ногой он при этом наступил на то место, где как разбился флакон и с остервенением растоптал остатки стекла. А старик спокойно обошёл стол и уставился на «юношу» ожидая объяснений. Только вот злость на него, вскружила голову Филипу, поэтому он прошипел: — А подробности узнаешь у своего хозяина, когда вернётся. Я тебе ничего не должен.
— Если он ещё жив демон. — зло посмотрел на него слуга, но не стал предпринимать попытки снова схватить его за горло: — Когда вернётся господин Лиис?
— Когда последствия вот этого пройдут! — юноша закатал рукава, показывая не очень умело наложенные «бинты»: — Придурок похоже оказался не в состояние оценить риски играясь со своей марионеткой!
— Повежливей! — также подняв громкость голоса старик и оперевшись на стол, пристально уставился на своего «господина»: — Не тебе его судить, демон! Или думаешь прикинулся добреньким, и я тебе легко поверю?!
— Конечно нет! Ты идиот схватился за яд! — Филип указал себе под ноги: — Что это было? Мышьяк? Цианид?
При этих словах будто подгадав момент, повязка на левой руке сорвалась и на стол закапала кровь. При этом в свете неверного света светильника, казалось, что она блестит как драгоценный камень, пока медленно впитывалась в дерево стола.
— Вот знаешь… — спустя минуту молчания, продолжил юноша: — если бы я не убедился в хищения, как её там… Ну короче вашей экономки, подумал бы что ты избавляешься ото всех, кто может влиять на твоего господина. Ты кто ему? Отец что-ли?
— С тех пор как господин умер, я заботился о его детях, демон.
— Видел я итоги заботы. Много гонора и дебильные способы решения проблемы. Хотел ещё в прошлый раз спросить… — Филип показал на висок: — Как это произошло?
— Тебя это не касается. — попытался отмахнуться от него мужчина: — Верни мне господина!
Тяжёлый вздох вырвался изо рта Филипа. Посмотрев на слугу как на идиота, он внезапно выпрямился и заявил: — Хорошо! Пойду пройдусь, пожалуй, свежий воздух ускорит процесс. — и перескочил через стол, заставив резко отшатнуться своего визави.
Выбегая из комнаты, он крикнул всё-таки завалившемуся назад слуге: — Рудабага! Если приду и не скажу это слово знай! Это господин и ему потребуются рассказать последние новости ублюдок!
Он быстро пересёк гостиницу, где посреди комнаты было пусто, вышел в коридор и едва не споткнувшись о ведро с помоями, выскочил в ночной город. Лето на улице позволяло не думать о куртке или ещё чем-то подобном и Филип быстро пошёл по освещённым улицам.
Уже через полчаса неспешной хоть бы, он услышал шум воды и направился в сторону от освящённой дороги. В какой-то момент своей прогулки он вышел к железным воротам над которыми была повешена табличка «Екатерининский парк славного города Симферополь».
— Ну вот я наконец узнал куда попал. — тихо произнёс Филип и вошёл в темноту паркового леса. Здесь тоже были фонари, но они не горели.
— Экономят. — отметил про себя юноша и продолжил идти вперёд, игнорируя зловещие тени вокруг.
Небольшую территорию он пересёк достаточно быстро и остановился, облокотившись на парапет. Серная вода манила и успокаивала, разгорячённую душу, что так неудачно задержалась в этом мире. Филипу казалось, что он слышит голос зовущий
