– У тебя, я смотрю, все мысли об одном.
– Да ты просто не понимаешь, в каком памперсном безсексуальном аду я сейчас живу. Вот женишься, родишь – познаешь все прелести целибата. Хотя, – друг безнадежно махнул на меня рыбьим хвостом, – кому ты теперь такой нужен. Только свадебные фотографии невестам портить.
– Галя, ты ли это? Ты мне уже в образе Генки меришься.
– Правда, что ли? – Генка заржал, – она напряглась, реально?
– Настолько, что даже скрыть не смогла. Я, конечно, знаю, что она повёрнута на идее о красивых детях от красивого мужа, но чтоб так её переклинило… Слушай, обидно, клянусь! Обидно, ну! Ничего не сделал! – я изобразил кавказский акцент.
– Забей. Всё норм будет. Немного брутальности ни одному мужику не помешает. Накрайняк перетянешь морду лица. Например, в другой цвет. Будешь как Майкл Джексон, только наоборот.
Обмыли эту идею очередным бокалом пивка.
– Прикинь, я чужой ноутбук упёр. Случайно, – признался я Генке.
– Ха-ха. Все так говорят.
– Реально: думал, что мой. И что сейчас делать?
– А какие варианты? Как ты вернёшь, кому?
– Ну, вообще я твёрдо был убеждён, что в ноуте найду по истории посещений интернета социальные сети владельца, выйду на человека, свяжусь с ним и перешлю ноутбук транспортной компанией. Но, прикинь: нет в истории выхода ни в одну социальную сеть!
– Ну что-то должно быть. Папки с фотками – по ним можно тоже поиск зарядить, – Генка не сдавался.
– Нет фотографий! – я сам был удивлён, когда проверял ноут на наличие хоть каих-то зацепок. Сейчас была Генкина очередь удивляться.
– Да ладно. В наше время есть люди без социальных сетей и фотографий в ноуте?Да сейчас даже каждая вторая бабушка тиктокерша. Неужели кто-то пользуется ноутбуком только для работы? Что за моральный урод, – Генка отпил пива и вынес свой вердикт.
– Вот тут самое интересное! Всё, что есть в ноуте – это файлы и папки с текстами и стоковыми фотками. И выход в интернете на литературный сайт.
– Ну вот. А говоришь, не найти владельца. Нашёл ведь! Писатель. Пиши ему и все дела.
– Писатель этот скрывается под псевдонимом. И фотография на аватарке такая же псевдореальная.
Всё. Тупик. – я развёл руками.
– А что хоть пишет? Путёвое что-то?
– Да не… Бабские какие-то сказки про принцев на белых драконах. Я не читал, но понял что фигня.
– Нафиг мужику писать такую хрень? – удивился Генка.
– Почему ты решил, что под псевдонимом мужик? – не понял я.
– Ну а кто? Сам посуди: что это за девушка такая, у которой в ноуте только работа, – Генка стал загибать пальцы, – нет ни одной своей фотографии и нет выхода в социальные сети. Это сто пудов мужик. Дуремар к тому же, судя по тому, что бабой обозвался и пишет про бабские фантазии.
– Ну, логично, – согласился я. Выпитое пиво не способствовало открытию моих опухших глаз, но чудесно открывало глаза дедукции. – Слушай, да и пофиг на этого перца.
– Ваще пофиг, – дедукция Генки под действием выпитого пива тоже распахнулась во всю калитку. – Можно ещё и поприкалываться над ним. Вписать в его книжки двадцать пятый кадр. – Генка жестом показал, как конкретно можно обогатить сочинения, попавшего в наши лапы, автора.
– Ну всё, мужик, подтягивай чулки – пришёл по твою душу редактор, – я передал бокалом с пивом воздушный привет незнакомцу.
Завтра почитаю, чего он там насочинял. И отредактирую.
Глава 10– Мам, привет, ты чего в такую рань пришла? – открыл дверь в квартиру, еле подняв себя с кровати на призыв дверного звонка.
Башка гудит то ли от вчерашнего пива, то ли от швов и отёков. Спать хочется, жесть.
– Стёпа, я быстро. Перед работой заскочить решила. Сварила тебе бульон куриный с лапшичкой. Пирожков твоих любимых с яйцом и луком напекла, – мама у меня вообще-то не страдает гиперопекой, чего это она вдруг?
– Ма... Ну зачем. Ну что за детский сад начинается? – ворчу сквозь сон, хотя на самом деле рад, что на сегодня тема с пропитанием решена.
– Никакой не детский сад. Я знаю, что ты сам всё сам. Ты с трёх лет как начал "я сам", так и до сих пор. Это я не для тебя – это я для себя стараюсь. Душа не на месте. Ты живой, здоровый, вернулся, а меня всё ещё трясёт. Всё думаю, что могла потерять тебя. Боюсь думать, а мысли сами лезут.
Мама вытерла глаза, не давая волю слезам.
– Мам, иди сюда, – обнял её, – ну ты что. Всё ж уже обсудили в день прилёта. Я уже живу как ни в чём не бывало. С Генкой, вот, вчера побухали маленько. Или лишку… Лучше б чая с пирожками наелись. Спать сейчас хочу как самый настоящий живой человек. А ты всё себя накручиваешь и накручиваешь.
– Николай улетел по делам. Звонил, я тебе не рассказывала… – мама пытается мне что-то сказать, но я резко перебиваю её.
– Мам, мы договаривались не говорить о нём, – я сморщился. Мы уже давно обсудили, что имя маминого мужа не звучит в наших разговорах.
– Знаю, знаю, но это важно, – мама освободилась от объятий и заглянула мне в глаза. – Зря ты так к нему относишься. У него сейчас горе. Дочь в коме.
– Сочувствую, – буркнул я.
На самом деле мне нет никакого дела до Николая. И вникать не хочу в его проблемы.
И вообще, меня сейчас больше волнует мысль о том, что пиво зло. А друг мой Генка самый что ни на есть злодей, коль припёр вчера столько отравы.
– Оказывается, она тоже на том телескопическом трапе была, что и ты. Я как узнала – ночь не спала. Вы же наши дети...И такое совпадение, такое горе… – мама опять заволновалась. – Что за знак такой?
– Мам, не сгущай. Никакого скрытого смысла в этом нет. Просто совпадение. – я на мгновение замолчал, чтобы выдохнуть из себя следующую фразу. – Передай Николаю, что я желаю его дочери скорейшего выздоровления, – и пока мама не успела открыть рот, чтобы начать развивать тему о примирении, – и на этом всё! Больше ни слова о нём. Мам, мы с тобой однажды договорились и не будем возвращаться к этому! А то поругаемся.
Мама вздохнула.
– Спасибо, милый. Я передам.
– Вот и гуд. Люблю тебя, – чмокнул родительницу в щёку.
– Как у тебя с Галей? – мама у меня мировая, конечно: никогда не лезет под ногти. Раз нет – значит нет. Не стала меня напрягать дальнейшими разговорами о своём муже.
– С Галей… Да непонятно, мам, с Галей. – я не стал скрывать от мамы происходящее. – По-моему, она сливается. Не слишком я для неё теперь привлекательный.
– Что ты такое говоришь! – мама ласково посмотрела на меня. – Ты всё такой же, только немного с ушибами.
– Мам, это для тебя я всё такой же. Ну и для Генки. А для Гали я теперь урод, – я зевнул, и тут же сморщился от боли, но маму моё перекорёженое лицо не испугало.
