Филипп поднял голову и взглянул на нее с некоторым удивлением:
— Дорогая, я и не знал, что ты боишься щекотки.
Она заставила себя улыбнуться.
— Нет-нет, я вовсе не боюсь. Просто ты… Ты очень удивил меня.
— А… понятно. — Муж с улыбкой кивнул. Шарлотте же стало ясно: он понял, что она лжет.
А еще через несколько секунд ей стало ясно и кое-что другое… Было совершенно очевидно: она совершила ужаснейшую ошибку, позволив мужу одевать ее. Ей ни в коем случае нельзя было этого допускать — потому что теперь Филипп подвергал ее настоящим пыткам.
И теперь ей уже не казалось, что герцог Радерфорд, исполняющий обязанности служанки, — это столь уж забавно. О, ей сейчас было совсем не до смеха… Ведь Филипп, наконец-то натянув чулок, принялся разглаживать его, проводя ладонью по ее ноге. И эти его поглаживания… О Боже, она почти сразу же почувствовала, что они необычайно ее возбуждают. Да-да, в ней пробудилось желание, и Шарлотта с ужасом осознала, что ее все сильнее влечет к мужу.
Но Филипп, казалось, даже не пытался ее возбудить, и, судя по всему, он пока что не замечал, в каком она состоянии. Или же просто делал вид, что не замечал? Шарлотта не могла ответить на этот вопрос, однако нисколько не сомневалась в том, что в любом случае не выдержит и как-то выдаст себя — ведь ему предстояло надеть еще один чулок!
Стиснув зубы, Шарлотта вцепилась в подлокотники стула. «О, какая же я дура! — воскликнула она мысленно. — Ну зачем я затеяла эту нелепую игру?! Неужели не понимала, к чему это приведет?!»
А Филипп наконец-то пристегнул подвязку и приготовился заняться другим чулком.
И тут ей вдруг показалось…
Шарлотта замерла, прислушиваясь.
О Господи, он что-то напевал себе под нос! Да-да, действительно напевал! Как будто занимался каким-то обычным делом, вполне заурядным и даже отчасти скучноватым. И это в то время, когда она, сгорая от желания, едва удерживалась от вздохов и стонов.
О Боже праведный, а теперь… Теперь он насвистывал!
Упершись ногой в грудь мужа, Шарлотта с силой оттолкнула его. Повалившись на пол, он проворчал:
— Миледи, какого черта?..
Поднявшись со стула, Шарлотта направилась к двери. Распахнув ее, закричала:
— Убирайся отсюда!
— Дорогая, но ты же…
Она выглянула в коридор и громко крикнула:
— Анна!
И почти в тот же миг дверь напротив отворилась, и послышался голос служанки:
— Что прикажете, ваша светлость?
— Помоги мне, Анна! Немедленно!
— Слушаюсь, ваша светлость. — Горничная тут же покинула свою комнату и вошла к своей госпоже.
— Шарлотта, у нас нет времени, — заявил герцог, поднимаясь с пола. — Пора заканчивать это представление. Мы уже опаздываем. Нам надо немедленно выезжать…
— Да-да, знаю. Потерпи две минуты. Поверь, я спущусь во двор ровно через две минуты, но только… — Она тяжко вздохнула. — Но только уйди побыстрее, тебе понятно?
Герцог пожал плечами и с усмешкой ответил:
— Могла бы сразу об этом сказать. — Отвесив короткий поклон, он вышел из комнаты.
Захлопнув за ним дверь, Шарлотта повернулась к горничной, смотревшей на нее со страхом и удивлением.
— Анна, быстрее! Поторопись! У нас всего две минуты! — Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. — Иначе он снова ввалится сюда, чтобы попытаться одеть меня. — Внезапно улыбнувшись, Шарлотта мысленно добавила: «Хотя, возможно, в следующий раз мне надо будет обратиться к нему с просьбой раздеть меня».
— Спокойнее, мальчик, — прошептал Филипп Аргосу, своему любимому жеребцу.
Конь громко заржал и дважды ударил копытом в землю. Герцог же, взглянув на часы, невольно нахмурился. И дело было вовсе не в том, что жена опаздывала. Ведь он, конечно же, прекрасно понимал, что за две минуты она не успеет одеться. Злился же он в основном на самого себя. Проклятие, он никак не мог взять себя в руки! Снова и снова перед ним возникал образ Шарлотты, сидящей па стуле. Она сидела, расставив свои изящные ножки, и он, надевая на одну из них чулок, все сильнее возбуждался. И даже сейчас, вспоминая об этом, он чувствовал, что его плоть снова твердеет. Слава Богу, он нашел выход из положения и сумел возбудить Шарлотту. А потом стал напевать и насвистывать, чтобы разозлить ее. В результате он добился своего, и она выгнала его из комнаты. Но если бы он остался…
О Господи, об этом даже думать не хотелось. Наверное, он сошел бы с ума. Да-да, рехнулся бы без всякой надежды на выздоровление.
И ведь он с самого начала вел себя ужасно глупо — поступил на редкость безрассудно, пригрозив Шарлотте тем, что станет одевать ее. Разумеется, он полагал, что жена, как всегда, восстанет против его власти, но на сей раз она поступила иначе… И получилось так, что он сам себя перехитрил.
Конечно же, он вовсе не собирался играть роль служанки и одевать Шарлотту, хотя ему действительно хотелось побыстрее отправиться в путь, чтобы отвезти ее в Рутвен-Мэнор. Впрочем, нет, не совсем так… Уж если быть честным до конца, то следовало признать: на самом деле в тот момент ему хотелось окончательно ее раздеть, да-да, хотелось сорвать с нее ночную рубашку и повалить на кровать, чтобы затем, глядя в ее сапфировые глаза, входить в нее снова и снова все это утро и весь этот день.
Филипп тяжело вздохнул и заерзал в седле; сейчас, вспоминая об этом, он опять ощутил напряжение в паху.
Тут Аргос в очередной раз заржал, и Филипп, осмотревшись, увидел приближавшуюся к нему Шарлотту. Она шла, покачивая бедрами, и на губах ее играла улыбка.
Филипп снова вздохнул. Проклятие!.. Она давно уже так не улыбалась ему — не улыбалась радостно и искренне, словно действительно была рада его видеть.
Будь на ее месте другая женщина, Филипп бы улыбнулся в ответ, но эту он прекрасно знал, — поэтому знал, что Шарлотта никогда не станет радоваться встрече с ним. Ведь всего лишь десять минут назад она выгнала его из комнаты и захлопнула за ним дверь.
Да, он по-прежнему любил ее, но все же не доверял ей — по крайней мере, в тех случаях, когда она вот так вот улыбалась…
Снова взглянув на часы, герцог проворчал:
— Ты опоздала. — Окинув взглядом наряд жены, он с усмешкой добавил: — Но хорошо, что хоть все-таки оделась.
Как ни странно, но он забыл купить для Шарлотты дорожное платье и некоторые другие предметы одежды. Бальные наряды, а также шубки и всевозможные неглиже — обо всем этом он помнил, а вот скромные фасоны, которые она могла бы носить на людях вместо своих обычных постыдных нарядов, — о них совсем забыл, Но хуже всего то, что он забыл купить новые ночные рубашки — вместо тех, что она надевала для своих любовников, когда отправлялась к ним в постель.
