порка. Кто бы мог подумать?
Я снова поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, на этот раз притворяясь, что у меня есть хвост и виляю задницей.
— Я не знаю, сладкий. Я могу придумать другие части тела, которые, возможно, хотели бы указать свою точку зрения.
Удар! Удар! Филипп шлепает меня дважды, быстро, по одному разу по каждой ягодице.
— Грязная девчонка.
На этот раз покалывания проходят быстрее и что-то странное, и приятное начинает сжимать мои внутренности. Мои соски твердеют и жаждут освободиться от этой одежды; губы жаждут поцелуев; моя киска умоляет, чтобы ее наполнили. В уголке глаза появляется слеза, но это не от боли. Это пытка от того, что он еще не предъявил на меня свои права.
Мое тело, как оказалось, обожает пытки. Я могу сказать это по тому, как поджимаются пальцы на ногах, и волна удовольствия поднимается внутри меня.
— Филипп, я…
Тело Филиппа быстро накрывает меня сзади. Я все еще держусь за спинку дивана и его прерывистое дыхание касается моего уха.
— Здесь, в комнате для порки. Ты. Обращаешься. Ко. Мне. Папочка.
Его грудь прижимается к моей спине, его руки поверх моих, его ноги касаются задней поверхности моих бедер, а его пах прижимается к моей киске, все это подталкивает меня ближе к краю. Я едва могу соображать, не говоря уже о том, чтобы говорить.
— Я… — Я сглатываю. — Папочка, я… мне жаль, но, кажется, я вот-вот кончу.
— Подожди, — низким и хриплым голосом произносит он мне на ухо.
О, боже, это не помогает мне сдерживаться.
— Это… это слишком. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань мучить меня, папочка. Я обещаю, что буду хорошо себя вести.
Со злобным, разочарованным рычанием он приказывает мне раздвинуть ноги. Когда делаю это, меня охватывает совершенно новое ощущение. Его пальцы скользят в мои влажные складочки, а его большая рука ласкает меня, скользя по моей влажности. Новизна всего этого, жадность, влажные звуки, его стоны, которые вибрируют во мне… это гораздо больше, чем могут вынести мои разум и тело.
И все же не могу контролировать свой острый язычок.
— Видишь, я же говорила тебе, что моя киска готова для тебя, папочка.
— Блядь, — снова восклицает он. Эрудированный англичанин затрудняется подобрать правильную речь! Неожиданно он погружает один палец в мой вход и двигает им по кругу.
— Ох! — кричу я.
— Хорошо? — спрашивает он все так же хрипло и сексуально.
Я хнычу.
— Мхм, — теперь я уже в точке невозврата, когда стеночки моей киски сжимаются вокруг его толстого пальца. Больше. Я хочу больше и глубже. Мне это нужно. Прошлой ночью он почти был у меня в руках, почему я не могу получить его сейчас?
Я плачу настоящими слезами, когда он вынимает палец из моего влагалища и, слегка коснувшись моего клитора, полностью сталкивает меня с обрыва. Волны освобождения накатывают на меня, и это так сильно, что я могу потерять сознание.
У меня действительно подгибаются колени, но Филипп держит меня.
Я содрогаюсь от оргазма, волна за волной накатывающего на меня, пока он продолжает ласкать мою киску.
Когда он решает, что с меня хватит, Филипп усаживает меня на диван. Когда оказываюсь у него на коленях, его рука остается у меня между ног, массируя мои бедра. Это прикосновение вызывает у меня еще два, три непроизвольных спазма удовольствия.
Наконец, его целительный поцелуй на моих губах возвращает мне связность мыслей.
— Все в порядке, любимая?
Я киваю.
— Да, папочка, — выдыхаю я, содрогаясь.
— Ты можешь стоять? Вставай, давай посмотрим на красную попку.
Я, конечно, повинуюсь и позволяю ему задрать мою юбку. Он цыкает.
— Я оставил что-то вроде отпечатка руки, не так ли? Мне поцеловать его для тебя?
Я просто киваю, ошеломленная его внезапной переменой от властного к заботливому. Он целует мои ягодицы одну за другой, затем нежно растирает красные пятна.
— Я причинил тебе боль?
Я поворачиваюсь и обвиваю руками его шею.
— Нет, вовсе нет. Я знаю, ты бы никогда этого не сделал.
Он смеется и эти вибрации согревают меня сильнее всего.
— Иди сюда, — говорит он, притягивая меня ближе, так что я оказываюсь у него на коленях. Филипп покрывает поцелуями мое лицо, поправляя мою одежду. Его руки повсюду, он растирает мои руки и ноги. Я чувствую себя драгоценной в его объятиях. Я знала. Я всегда знала, что он замечательный, но и понятия не имела, насколько чудесно он может заставить меня чувствовать себя.
— Сейчас, папочка? Сейчас я могу получить свой подарок? — Я провожу рукой по его груди и опускаю ему на промежность. Твердый кремовый рожок всегда наготове, я даже не знаю, каково было бы чувствовать его вялым.
— Завтра, — шепчет Филипп мне на ухо.
Я скулю и прижимаюсь к его телу, мои слова заглушаются его рубашкой.
— Почему не сейчас?
— Не сейчас, нет. Перестань. Нужно поберечь силы для дня торта.
Глава 10
Филипп
Джейми, режиссер, машет в воздухе своим планшетом для бумаг, выглядя так, словно в любой момент может уйти со съемочной площадки.
— Ты должен взять ситуацию под контроль.
Я стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно и размеренно.
— Ситуация под контролем.
Джейми угрожающе указывает на меня, но один быстрый изгиб моей брови дает ему понять, что я не одобряю, когда люди указывают на меня пальцами.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что это похоже на фаворитизм.
Это обвинение впервые за долгое время заставляет меня от души рассмеяться. Нет, подождите. На днях Хлоя заставила меня от души посмеяться в лифте.
— Джейми, как, черт возьми, это может выглядеть как фаворитизм, когда у нее нет никаких шансов на победу?
Джорджианна прочищает горло.
— И возникает еще один вопрос. Как она сюда попала?
Джейми и Джорджианна вопросительно смотрят на меня. Теперь у меня есть выбор. Я мог бы обвинить в этом помощников продюсера, сказать, что они каким-то образом позволили ей ускользнуть из-под контроля или, что еще хуже, решили использовать ее в качестве комика. Любое из этих объяснений привело бы к тому, что кого-то уволили бы. Я не могу этого допустить.
Поэтому говорю правду.
— Из-за меня.
Джорджианна прищуривается, будто не совсем понимает. У Джейми отвисает челюсть, и он указывает на меня своим планшетом. Я бы хотел, чтобы он прекратил это делать.
— Ты все это спланировал?
Джорджианна фыркает.
— Что значит «спланировал»?
Я скрещиваю руки на груди и больше не произношу ни слова.
Джейми умный человек, он сможет ей это объяснить.
— По сути, то, о чем мы здесь говорим
