моча.
— Сколько вы прожили? — спросила Людмила.
— Четыре года.
— А мы семь. До этого год встречались и всё такое. Ничто не предвещало. Жили мирно, спокойно, даже скучно. И вдруг… Вы уже развелись?
— Мы не расписывались, — сказал Шилкин.
— Почему?
— Это так важно, что ли?
— То есть она не носила вашу фамилию?
— Нет. А это так важно? — повторил Шилкин.
— Для женщины — важно, — сказала Людмила.
— А у вас сейчас фамилия мужа?
— Да.
— Оставите её после развода?
Она промолчала.
— Думаю, это всё не имеет значения, — сказал Шилкин.
Дохлый голубь, пивная банка, флаер, старик, окно, продукты 24 часа.
— Для женщины — имеет.
«Тебе сильно помогло?» — подумал он злобно.
А вслух сказал:
— Все эти церемонии и любовь никак не связаны.
— А что такое любовь? — спросила Людмила.
Шилкин остановился, кинул окурок в направлении урны, но промазал.
— Не знаю. Раньше думал, что знаю. Но оказалось, что не знаю.
— А жена вам говорила, что любит вас?
— Ну, конечно, говорила.
— Муж мне тоже говорил, что любит.
— Она мне говорила, что любит, буквально за пару дней до того, как ушла. Зачем?! Слушайте, а когда у них это началось?
— Примерно полгода назад. Сначала они были просто любовниками, а потом решили съехаться. Мой дурак снял квартиру. Совсем голову потерял.
— Сколько ему лет? — спросил Шилкин.
— Тридцать один. А что?
— Подумал, может, он какой–то старый пердун, лысый, пузатый, уродливый козёл.
Людмила нервно хихикнула.
— Нет, он не такой. Он красавец. Рост метр девяносто, широкие плечи, сильные руки, идеальный пресс, мощная шея, глаза невероятные. Вы бы видели!
— Меня не интересуют мужские глаза, — сказал Шилкин. — Я не пидорас.
— Не злитесь. Мне тоже плохо и тошно.
Они вышли на набережную.
Машины, машины, машины, люди, люди, люди…
— Пойдёмте назад, — сказала Людмила. — Я рядом с кафе припарковалась, не хочу далеко уходить.
На обратном пути разговаривали мало. Им встретилась женщина–лилипут. Она ела мороженое в вафельном стаканчике.
— Сначала я подумал, что это вы, — сказал Шилкин.
— В каком смысле?
— Она зашла в кафе как раз перед вами, и я решил, что она и есть вы.
Людмила промолчала.
— Но перед ней была блондинка, сплошной секс ходячий, и я тоже подумал, что это вы.
Она издала тихий булькающий звук. Шилкин покосился и увидел, что Людмила тихонько плачет. Лицо почти ничего не выражало, но по щекам текли слёзы. Он остановился, отыскал в кармане носовой платок. Тот выглядел ужасно, весь в каких–то жёлтых разводах и пятнах. Шилкин сунул его обратно. Людмила уткнулась лицом в его плечо и завыла.
— Ну, ну. — Шилкин осторожно погладил её по спине. — Ну, ну. Ну, ну. Ну, ну. Ну, ну.
«Заткнись уже», — сказал ему внутренний голос. Но он ещё раз пробормотал:
— Ну, ну.
Прохожие смотрели на них.
«Решат, что она моя баба, и я довёл её до слёз», — подумал Шилкин.
— Это невыносимо, — сказала Людмила. — Я хочу стать тигрицей. Пойти и загрызть их. И валяться в их крови.
— Ну, ну.
— Что же делать, Антон?
— Хотел бы и я знать. Да вот не знаю.
Она немного поплакала, потом вытерла лицо бумажной салфеткой и высморкалась в неё.
— Извините, накатило что–то.
— Я понимаю, — сказал Шилкин.
— Реву, реву, а легче не становится. Вы плакали?
— Нет, я не плакал, — соврал он.
— Пьёте?
— Совсем не пью.
Мимо них, держась за руки, прошла парочка. Девушка смеялась, а парень что–то нашёптывал ей на ухо.
— Потом он её бросит ради жирных сисек, — сказала Людмила.
— Или она его, — ответил Шилкин.
— Вы антидепрессанты принимаете?
— Нет. А что?
— Думаю, может, мне начать.
— Это надо с врачом консультироваться.
— Погодите–ка, я кое–что придумала. Стойте тут.
Людмила зашла в «Продукты 24 часа». Шилкин подумал, что выйдет она с бутылкой. Но Людмила вернулась с двумя стаканчиками мороженого.
— Держите.
— Спасибо.
Он испытывал отвращение к любым молочным продуктам. Однажды в детстве Шилкин тяжело заболел гриппом. Бабушка напоила его тёплым молоком. Шилкина вырвало творогом.
— Сахар успокаивает, — сказала Людмила.
— Ага.
Он откусывал мороженое большими кусками, хотел поскорее сожрать его, чтобы не мучиться.
— Надо было вам два взять, правда? — спросила Людмила.
— Нет, одного хватит.
Его замутило. А от холода свело челюсть и затылок. Выждав момент, когда Людмила отвернётся, он выкинул остатки в урну. Они подошли к кафе. Шилкин посмотрел на вывеску — «Счастье».
«Ага, счастье», — подумал он.
Из кафе вышли американцы. Один вяло чесал яйца сквозь шорты. Второй пытался прикурить.
Людмила открыла дверь красной «шкоды».
— Хотите, покажу кое–что интересное?
— Что? — спросил Шилкин.
— Залезайте, прокатимся кое–куда.
— Далеко?
— А вы спешите?
— Нет. Куда мне спешить?
Шилкин сел в салон и пристегнулся.
Они приехали в спальный район на северной окраине города. Людмила остановила машину во дворе панельной девятиэтажки.
— Видите окна на пятом этаже? — Она показала пальцем.
— Да. А что там? — спросил Шилкин.
— Там живут они.
Он молча уставился. Потом отвёл взгляд.
— Откуда вы узнали?
— Тоже из переписки. Откуда же ещё? Они обсуждали варианты съёмной квартиры. Он ей посылал адреса. Потом вместе ездили смотреть. Это ещё тогда, когда они с нами жили.
Шилкин опять посмотрел на окна. Представил, что Рита прямо сейчас там. И хахаль с ней. В голову полезла порнография.
— Давайте уедем.
— Не волнуйтесь, Антон. Там сейчас никого нет. Они улетели на Кипр шесть дней назад.
— На Кипр?
— Да, на Кипр. А что? Вы с ней тоже ездили на Кипр?
Шилкин промолчал.
— Вижу, ездили. Я с ним на Кипре не бывала. Но мы много где отдыхали. В Турции, Вьетнаме, Таиланде, Крыму, Сочи, Анапе, по Европе поездили. В Австрии мне понравилось.
«Значит, это она ему Кипр предложила», — подумал Шилкин.
— Зачем вы меня сюда привезли? — спросил он.
— А вам неинтересно было увидеть?
— Что тут интересного? Всё равно что в бочку с говном провалиться.
— Считаете? А я сюда одно время приезжала постоянно. Как на работу. Машину оставляла в соседнем дворе, чтобы он не увидел. А сама в беседке сидела. С утра до вечера. Со мной уже местные собачники здороваться стали, как со знакомой.
— А зачем вы это делали? — спросил Шилкин. — Это же мазохизм.
— Я уверена, что если бы вы знали, где они живут, вы бы и сами сюда приезжали.
Шилкин вылез из машины и закурил. Прошла старушка с таксой на поводке. Потом женщина с коляской. Он смотрел на окна. Ему хотелось подняться и посмотреть на дверь их квартиры.
«Увёл Риту мою, сучий ёбарь», — подумал он горько.
Людмила наклонилась к пассажирскому сиденью и открыла дверь.
— Антон, я что–то не могу телефон свой найти. Вы не могли бы мне позвонить?
— Да, конечно.
Она продиктовала номер. Шилкин набрал. Где–то в салоне тихо заиграла классическая музыка. То ли Моцарт, то ли Бетховен. Шилкин в этом не разбирался. Он залез назад. Людмила держала в руке красный айфон.
— А можно я положу вам голову на плечо и сфотографирую нас? — спросила Людмила.
— Зачем?
— Выложу в «Инстаграм». В сторис. Я уверена, он их смотрит анонимно. Пусть видит, что у меня всё хорошо, что я счастлива.
— Да это же глупости всё. Им обоим наплевать. Ей на меня. А ему на вас.
— Как от вас неприятно пахнет табаком, — сказала Людмила.
Она сунула телефон в сумочку и вырулила со двора.
— Тут метро есть поблизости? — спросил Шилкин. — Высадите меня там, пожалуйста.
— Поедете домой?
— Да. А куда же?
— Что делать будете?
— Придумаю что–нибудь.
— Ну–ну. А тяжело найти себе занятие, когда
