Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
дул этот сухой ветер, зерна пшеницы, лежавшие в земле, не могли прорасти, и Ван Лун в тревоге ждал дождей. И дождь пошел неожиданно в тихий пасмурный день, когда улегся ветер и воздух был неподвижен и тепел, и все они сидели дома в довольстве и покое, смотря, как падают тяжелые, крупные капли дождя и впитываются в поле за двором и как льется вода с соломенной кровли, ровно подрезанной над дверью. Ребенок в изумлении протягивал руки, ловил летящие серебряные нити дождя и смеялся, и они смеялись вместе с ним. А старик присел на корточки рядом с ребенком и сказал:
– Другого такого ребенка не сыщешь и в десятке деревень! Мальчишки моего брата ни на что не обращают внимания, пока не научатся ходить.
А в поле проросли пшеничные зерна, и над влажной черной землей торчали нежно-зеленые острия всходов.
В такое время крестьяне ходили по гостям, так как все видели, что небо старается за них в поле и поливает их посевы, и им незачем гнуть спину и таскать ведра на шесте, перекинутом через плечо. И с утра они собирались то в том, то в другом доме и пили чай, и ходили из одного дома в другой, пробираясь босиком по узкой меже под большими зонтами из промасленной бумаги. Женщины сидели дома; шили башмаки, чинили одежду и готовились к празднику Нового года.
Однако Ван Лун с женой нечасто ходили в гости. В деревне, состоящей из полудюжины разбросанных в беспорядке домов, не было другого дома, где было бы так тепло и сытно, как у них, и Ван Лун боялся, что если он будет якшаться с соседями, они начнут просить у него взаймы. Приближался Новый год, а у кого было вволю денег на одежду и на угощение?
Он сидел дома, и, пока жена чинила и шила, он брал бамбуковые грабли и осматривал их, и если где-нибудь порвалась веревочка, он вплетал новую, свитую из собственной пеньки, и на место сломанного зубца он ловко вставлял новый.
И то же, что он делал с полевой утварью, жена его О Лан делала с домашней утварью. Если глиняная посуда давала трещину, она не выбрасывала ее, как другие женщины, и не говорила, что нужно завести новую. Она перемешивала глину с землей, замазывала трещину и медленно нагревала ее, и посуда снова была, как новая.
И потому они сидели дома и радовались друг на друга, хотя они почти никогда не говорили друг с другом ничего, кроме нескольких отрывистых слов, вроде: «Ты оставила на посев семян от большой тыквы?» или: «Мы продадим пшеничную солому и будем топить печь бобовыми стеблями». Изредка Ван Лун говорил:
– Хорошая сегодня лапша.
И О Лан отвечала уклончиво:
– В этом году у нас хорошая мука.
В этот урожайный год Ван Лун получил от продажи зерна пригоршню серебряных монет сверх того, что им необходимо было истратить, и эти деньги он боялся держать в поясе и не говорил о них никому, кроме жены. Они вместе придумали, где держать серебро, и жена ловко выдолбила маленькую ямку в стене их комнаты за кроватью, заткнула дыру комочком земли, и она стала совсем незаметной. Но оба они, и Ван Лун и О Лан, втайне чувствовали себя зажиточными и запасливыми. Ван Лун сознавал, что денег у него больше, чем он может истратить, и расхаживал среди соседей, довольный сам собой и всем окружающим.
Глава V
Приближался Новый год, и приготовления к нему шли в каждом доме по всей деревне. Ван Лун отправился в город и там в свечной лавке купил квадратные листки красной бумаги, на которых золотой тушью были нарисованы иероглифы счастья, и несколько штук с иероглифами богатства. Эти квадраты он налепил на свою утварь, чтобы она принесла ему счастье на Новый год. На свой плуг, и на ярмо быка, и на оба ведра, в которых он носил удобрение и воду, он наклеил по квадрату. И потом на двери дома наклеил полоски красной бумаги с написанными на них пожеланиями счастья, а над порогом – кружева из красной бумаги, разукрашенные узором и очень тонко вырезанные. Он купил красной бумаги, чтобы склеить новую одежду для богов, и старик сделал это довольно ловко своими трясущимися руками. И Ван Лун взял ее и надел на двух богов в храме Земли и зажег перед ними курильницу в честь Нового года. И для дома он тоже купил две красные свечи, чтобы зажечь их под Новый год перед изображением бога, которое было наклеено над столом в средней комнате.
Ван Лун снова пошел в город и купил свиного сала и белого сахару, и жена растопила белое сало и взяла рисовую муку, смолотую из своего риса между двумя жерновами, к которым можно было припрягать быка, прибавила к муке сала и сахару и замесила сдобное новогоднее печенье, такое, какое пекли в доме Хванов.
Когда печенье было разложено на столе рядами, готовое для посадки в печь, сердце Ван Луна переполнилось гордостью. Ни одна женщина в деревне не умела делать того, что сделала его жена, – испечь печенье, какое только богачи едят по праздникам. Часть печений она украсила красными ягодами и зелеными сухими сливами, уложив их так, что получились цветы и узоры.
– Жалко их есть, – сказал Ван Лун.
Старик не отходил от стола, радуясь, как ребенок, ярким краскам. Он сказал:
– Позовем моего брата, твоего дядю, вместе с детьми – пускай они посмотрят!
Но сытая жизнь сделала Ван Луна осторожным. Нельзя приглашать голодных людей смотреть на печенье.
– Не годится глядеть на печенье до Нового года: это приносит несчастье, – ответил он поспешно.
И жена, руки которой были перепачканы мукой и салом, сказала:
– Это не для нас. Мы не так богаты, чтобы есть белый сахар и сало. Я пеку их для старой госпожи в большом доме. На второй день я возьму с собой ребенка и понесу ей в подарок печенье.
В глазах Ван Луна печенье приобрело еще больший смысл. Он был польщен, что его жена войдет как гостья в большой зал, где когда-то он стоял так робко и в такой бедности, и понесет своего сына, одетого в красное, и печенье, сделанное из лучшей муки, сахара и сала.
Все остальное на этот праздник Нового года потеряло всякое значение по сравнению с этим визитом. Примеряя новый халат из черной бумажной материи, он сказал только:
– Я надену его, когда пойду провожать вас к воротам большого дома.
В первый день Нового года он терпеливо перенес даже то, что дядя и соседи толпились в его доме, шумно поздравляя его отца и его самого, охмелевшие от еды и выпивки. Он сам уложил печенье в корзину, чтобы не угощать им простого народа, хотя ему было нелегко молчать, когда хвалили рассыпчатость и сладость простого белого печенья, и все время ему хотелось крикнуть: «Посмотрели бы вы на печенье, украшенное ягодами!» Но он промолчал, потому что больше всего на свете ему хотелось с достоинством войти в большой дом.
И вот на второй день Нового года, когда женщины ходят в гости друг к другу, потому что мужчины хорошо угостились накануне, они встали на рассвете; женщина одела ребенка в красный халатик и в сшитые ею башмаки с тигровыми головами и надела ему на голову, гладко выбритую самим Ван Луном накануне Нового года, красную шапочку с маленьким золоченым Буддой, пришитым спереди, и посадила его на кровать. Ван Лун быстро оделся, пока его жена снова расчесывала свои длинные черные волосы и закалывала их длинной посеребренной шпилькой, которую он ей купил, и надевала свою новую черную одежду,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
