что? Ее звали Пенелопа.
— Пенелопа, — повторила она за ним. — Чудное имя. Но красивое.
— Полезай быстро в камеру. Прошу тебя! — не отставал Лапидиус. — Я сейчас уйду, а ты ляжешь на место, договорились?
Она пристально посмотрела на него:
— А это и вправду важно?
— Очень важно.
— Тогда лягу. Только скажу: если бы вы сейчас не рассказали историю про Одиссея, я бы ушла. Только не запирайте на замок.
— Хорошо. Я пришлю тебе Марту. Она снова намажет тебя. А потом ты получишь diaphoreticum.
— Что-что?
— Извини, потогонное средство.
— И еще мне нужен свет.
— Позже я принесу тебе керосиновую лампу и поставлю возле дверцы. Но нельзя оставлять ее зажженной на ночь, это опасно.
— Вы сами за ней придете?
— Да.
— Когда?
— Посмотрим. Но приду обязательно.
Лапидиус спустился по лестнице и направился в кухню, где застал у плиты полусонную Марту.
— Марта, вот ключ от камеры Фреи. Запри, после того как закончишь ее обихаживать.
Служанка от души зевнула.
— Ладна, хозяин. А чё делать-та?
Лапидиус объяснил.
— И еще: ключ только один. Смотри, не потеряй его. Я буду давать его тебе только на время процедур. Сразу, как закончишь, отдавай его мне. А в случае если меня нет дома или еще что, прячь его… — он оглядел стену у плиты, поскольку помнил, что один кирпич там плохо держался, — прячь его сюда, за кирпич.
— Ладна, хозяин, сделаю. Не хотите горяченького? Супчик готов.
— Нет, спасибо. Мне еще надо поработать.
— Ладна, хозяин. Токо не скопытьтесь с голодухи. Все баландаетесь в ваших стекляшках, и поесть неколи…
— Марта!
— Все-все, хозяин, уже иду.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ
Фрея лежала в жаровой камере и гадала, который теперь час. Утро уже настало? Где-то посреди ночи она задремала, когда пришел Лапидиус и погасил лампу. Лапидиус. Какой странный человек. Такой долговязый, но совсем тощий и какой-то усталый. Строгий, с холодными серыми глазами. И не молод уже. Но все же в нем что-то такое есть… Богатый и с положением, хоть одевается как-то небрежно. Наверное, он многое пережил, прежде чем осел в Кирхроде. Но что? В нем есть какая-то тайна, это уж точно…
Зачесалось плечо, и она, с трудом дотянувшись, поскребла зудящее место. Под ногти и между пальцами набилась вонючая густая мазь. Она обтерла ее о стропило. Ее мысли снова вернулись к Лапидиусу. Ей еще в жизни не встречался человек, который бы стал для нее что-то бескорыстно делать, не считая матери, конечно. И недоверие к нему еще не совсем прошло. Что-то должно за этим крыться, коли он так поступает…
Во всяком случае, что касается опасности сифилиса, она ему верила. Она никому об этом не рассказывала, но ей было известно, как выглядит «французский дом» изнутри. Однажды они с матерью были в одном таком, и она навсегда запомнила его несчастных обитателей. Многие из них сейчас уже наверняка пали, как скот. Несмотря на жару, у нее по спине пробежал холодок. Нет, она не хочет так умирать. Только не так! Только вот правда ли, что она умрет, если не выдержит лечения? Уже сейчас ей стало от него хуже. Она чувствовала себя разбитой и обессиленной. Голова гудит и вот-вот расколется. Что это за лечение, от которого становится только хуже?
Осторожно она перевернулась на другой бок, потому что почувствовала появление первых пролежней. От напряжения ее бросило в пот. Как невыносимо жарко в этой камере! И тесно, так тесно, что и лежать-то можно, только вытянув руки вдоль туловища. И темно. Она подняла голову, чтобы заглянуть в оконце, вырезанное мастером Тауфлибом. Как там день, уже начался?
И тут прямо перед глазами увидела висевшего на тенетах паука.
Ранним утром Лапидиус сидел в своем любимом кресле и блуждал взором по лабораторным приборам. За полгода, прошедших после покупки дома, ему удалось приобрести еще несколько прекрасных экземпляров. Например, чудные albarello из Италии, фаянсовые сосуды с ровной оловянной глазурью. Над дверью теперь красовалась искусная гравюра, изображающая аллегорию алхимии — женская фигура, держащая в каждой руке по книге: одна обозначает общедоступные, другая — тайные знания. Перед фигурой вверх уходит лестница, как символ терпения, чтобы ступень за ступенью подниматься к новым вершинам науки. Настоящий шедевр! Лапидиус подавил зевок и исправил запись «Понедельник, 11-е» на «Четверг, 14-е».
Три дня пролетели впустую, три долгих дня он так и не приступил к эксперименту, вот вчера вечером, к примеру, заснул над работой. Ничего, сегодня он все наверстает. Фрея Зеклер лежит наверху в жаровой камере и, буде Богу угодно, так и останется там лежать. А он тем временем обратится, наконец, к своему Variatio VII. А потом, после полудня, попробует на зуб обеих свидетельниц. Его не оставляло ощущение, что что-то с ними не так.
И тут раздался крик.
Долгий, истошный, пронзительный. Он долетал словно из дупла дерева. Лапидиус подпрыгнул и недоуменно огляделся. Потом понял: звук шел из отверстия теплового канала над его постелью. Должно быть, это Фрея. Но что могло с ней случиться?
— Погоди, Фрея, — крикнул он, — сейчас иду!
Размахивая руками, он бросился вверх по лестнице на чердачный этаж, откуда доносился жуткий грохот.
— Что, помилуй Боже, стряслось?
За оконцем показались расширившиеся от ужаса глаза Фреи, которая до того бешено колотила в дверцу.
— Паук! Он почти спустился на меня!
— Паук? Слава Богу! Я уж подумал, что-то серьезное.
— А это не серьезно? Я здесь больше не останусь. Выпустите меня отсюда! Выпустите!
— Хорошо-хорошо. Сейчас.
Лапидиус разумно предпочел уступить пациентке. Он пошарил в кармане в поисках ключа. Ключа не было. Он обшарил карманы сызнова и тут догадался, что ключ должен быть у Марты. Пробурчав кое-как объяснение, он поспешил в кухню, где Марта суетилась у плиты.
— Марта, дай ключ от камеры. Скорее!
— Дак нету у меня, хозяин.
— Боже помилуй! Как это нет? Где же он?
— Дак как где, хозяин. Сами сказали покласть его за кирпич, коли ненадобен. Давеча хотела отдать, дак вы уж…
— Ладно, ладно, — Лапидиус вынул ключ, перемахивая через ступени, заторопился наверх и открыл дверцу.
Фрея сверкнула на него глазами:
— Не выношу пауков! Я их боюсь.
— Ладно, ладно. Где этот зверь? А, вот. — Лапидиус обнаружил паука в углу под балкой и смел. — Ну вот, все в полном порядке.
— Ничего не в порядке. Вы обещали, что Марта будет убирать паутину. Каждый день.
Лапидиус почесал под своей шелковой шапочкой.
— Да, да, обещал. Но, должен признаться, забыл ей сказать. Обязательно сделаю.
— Все еще хуже, чем я думала, — пожаловалась
