Я поставила фотографию в серебряной рамочке на стол и вздохнула. Более полувека разделяло мою двоюродную бабушку, сфотографированную в Блэкпуле, и ту женщину, которая стояла перед «Прачечной Фрица», тем не менее годы не смогли изменить выражения ее лица.
Я отвернулась, чтобы заняться делом, ради которого пришла сюда, как вдруг на глаза мне попался студийный, сделанный в коричневых тонах портрет женщины с ребенком на руках. В чертах ее сурового, но привлекательного лица проглядывало что-то знакомое. Дети всегда были для меня загадкой, так что возраста малыша я определить не могла, — просто мальчишка в старомодном детском матросском костюмчике, — но он был очаровательный! Я перевернула снимок и прочла на обороте: «Эльза Камерон с Норманом (крестником Марты) в его первый день рождения, май 1939 г.».
Этот ребенок — мой отец!Его мать умерла задолго до моего рождения.
Я бросила фотографию лицом на стол. Меня снова затрясло. Только я собралась снова присесть на корточки перед огнем, как увидела на серванте бутылку шерри, по всей видимости, недавно открытую. Мои натянутые как струна нервы нуждались в успокоении. На полке внизу, где я рассчитывала найти стаканы, я обнаружила еще пять бутылок шерри, а рядом на деревянной подставке висело несколько фужеров. Я налила себе фужер, выпила, наполнила снова, подошла к дивану и опустилась на подушки. Голова у меня шла кругом. Как могло случиться, что из такого очаровательного ребенка вырос такой монстр ?
Шерри быстро оказало свое действие, и напряжение начало потихоньку отпускать меня. В средней подушке нашлась удобная вмятина, в которой я и устроилась со всем возможным комфортом. Вероятно, Фло любила сидеть именно на этом месте. Снаружи иногда доносился шум проезжавших машин, я слышала, как на площади играют дети. Мимо шли люди, их каблуки стучали по тротуару, но через маленькое окошко рядом с дверью я видела только их ноги, от колен и ниже.
Я поставила пустой стакан и мгновенно уснула.
Когда я проснулась, была уже почти половина пятого. Глаза у меня жгло, как огнем, что я приписала воздействию шерри, хотя оно не показалось мне особенно невкусным. Я бы отдала все на свете за чашку чая или кофе, но вспомнила, что еще не видела ни кухни, ни спальни.
С трудом поднявшись на ноги, я заковыляла к двери в задней части комнаты, открыв которую, я попала в маленький внутренний холл с кафельным полом и еще двумя дверями, по правую и левую руку. Последняя вела в маленькую спартанскую кухоньку с глубокой фарфоровой раковиной, плитой, превосходившей возрастом даже ту, которая стояла у матери, и микроволновую печь с цифровым управлением. Холодильника не было. В подвесном шкафчике кроме нескольких пачек печенья обнаружился кофе и, к моему облегчению, кувшинчик со сливками. Я положила по чайной ложечке того и другого в разрисованную цветами кружку и поставила ее в микроволновку нагреваться.
Ожидая, пока вода закипит, я вернулась во внутренний холл, открыла вторую дверь и включила свет. В спальне преобладал белый цвет — и занавески, и стены, и покрывало на кровати. Под кроватью аккуратно стояли розовые домашние тапочки с меховой опушкой. На стене висело большое распятие, а на комоде с шестью выдвижными ящиками стояла статуэтка Христа, окруженная изваяниями поменьше. Стены были увешаны картинами на библейские сюжеты: снова Господь, младенец Иисус, дева Мария, а также всевозможные святые. В остальном комната оказалась крайне скудно меблированной: помимо комода, там стоял только платяной шкаф с узким зеркалом на всю дверцу, маленький плетеный ночной столик, а на нем: старомодный будильник, лампа с белым абажуром и роман издательского дома «Миллз энд Бун» с тисненой торговой маркой. К лампе прислонился старый коричневый конверт стандартного формата. Я подняла его и сунула в карман своего полотняного жакета. В нем могла оказаться пенсионная книжка Фло, счет которой следовало аннулировать.
Комод и платяной шкаф привели меня в восторг. По виду — из мореного дуба, и отполированы до зеркального блеска. Я подумала, что они прекрасно смотрелись бы в моей квартире. Я не отказалась бы и от кровати с латунной рамой. Мебель для собственной спальни я покупала в разобранном виде, и у меня ушло несколько недель на ее сборку.
В кухне запищал зуммер микроволновой печи. Я села на кровать, и у меня сразу возникло ощущение необыкновенной мягкости, как будто я сидела на облаке. Я принялась раскачиваться взад и вперед, но остановилась, заметив свое отражение в зеркале: высокая грациозная молодая женщина намного моложе своих лет, одетая в белое с розовым, с длинными стройными ногами и волосами, отливавшими серебром в свете лампы. Ее широкий, мягко очерченный рот слегка кривился. Она по-детски наслаждалась, раскачиваясь на кровати. В школе меня дразнили «Буратино» из-за прямого патрицианского носа, но мать Джеймса как-то обронила: «Милли, какие у тебя великолепные черты лица. Некоторые женщины заплатили бы целое состояние пластическому хирургу за операцию, чтобы приобрести такие скулы».
Молодая женщина, отражавшаяся в зеркале, забыла воспользоваться румянами и действительно выглядела бледной, как ей и говорили окружающие, но меня поразила безжизненность, которая светилась в ее зеленых глазах.
Я взяла кофе и пакетик сладких сливок с собой в гостиную, включила телевизор и сначала посмотрела сериал «Соседи», а потом старый вестерн по каналу «Би-би-си-2».
Фильм уже заканчивался, когда, взглянув в маленькое окошко, я заметила Чармиан Смит, величественной поступью спускавшуюся по бетонным ступенькам. Я ногой отшвырнула коробки в сторону и распахнула дверь, чувствуя себя немного неловко, когда она одарила меня теплой улыбкой, как будто мы с ней лучшие подруги.
— Я совсем забыла о вас, пока наша Минола — это моя дочь — не собрала своих детей и не сказала мне, что в квартире Фло горит свет. Мой муженек только что вернулся домой, и я подумала, может быть, вы согласитесь перекусить с нами. — Она вошла в комнату, не дожидаясь приглашения, и это получилось у нее вполне естественно, как нечто само собой разумеющееся и привычное.
— Чем занимается ваша дочь? — Для меня стало неожиданностью, что Чармиан оказалась бабушкой тех детей, которых я видела раньше.
— Она учится работать на компьютере. Когда Джей, это мой сын, поступил в прошлом году в университет, она решила, что пришло время и ей заставить работать свои мозги. — Чармиан выразительно закатила свои карие глаза. — Я говорила ей, что она еще пожалеет, что выходит замуж в шестнадцать лет. Я говорила: «В жизни есть и другие вещи помимо мужа и семьи, дорогая», но ведь дети никогда не слушают родителей, правда? Я тоже не послушала свою мать, когда выходила замуж в том же самом возрасте.
— Полагаю, вы правы.
— Вы замужем? Извините, я даже не знаю вашего имени.
— Милли Камерон, и нет, я не замужем. — Мне хотелось, чтобы женщина ушла, и тогда я могла бы приступить к работе. Внезапно мне показалось очень важным, чтобы завтра я отвезла хотя бы с полдюжины коробок в «Оксфэм». К моему вящему неудовольствию, она грациозно опустилась в кресло, и ее длинные каплеобразные сережки качнулись, отражаясь в лоснящейся коже ее шеи.
