арестанты, ночлежные раклы2), пудом мяса соблазнились. Все ты, растяпа! —решил он все-таки на Мотьке сорвать зло.
— Да что же я! Я не кричал разве вам? А погнался за ними, так один за мной, да каменюкою в меня.
— Каменю-юкою! Бежал бы и бежал за ними, пока не натолкнулся бы на городового. Каменюкою! Иди, лавку закрывай.
Мотьке только этого и нужно было. Он был рад своей проделке не меньше, чем радовался тогда, когда ему пришло в голову итти собирать железные отбросы, чтобы сколотить деньги на учебники. Этот случай заставил его сделать вывод, что не такие уж мудрецы взрослые деловые люди.
Никаких других следов в голове Мотьки, кроме этого критического отношения к взрослым, ставшего более или менее прочным, от этого события не осталось. Он продолжал еще месяца полтора после этого свою «учебу» в бакалейной лавке, но с каждым днем убеждался все больше и больше, что проку от учения бакалейной мудрости извлечет весьма мало. Находясь все будни безвыходно в лавке, Мотька чувствовал, что рискует кроме того растерять всех своих товарищей. Поэтому Мотька, сперва всерьез отнесшийся к своему поступлению на службу, очень скоро охладел к ней.
Однажды, в праздничный день, хозяин с хозяйкой, уйдя куда-то в гости и оставив дома гимназиста сына и пятилетнюю девочку, не пустили, по обыкновению, Мотьку домой, оставив его, на всякий случай, при детях. Мотька рассвирепел, надулся на ребятишек, вышедших играть на улицу и расположился возле ворот читать книжку Майн-Рида.
Вдруг ему показалось, что он слышит голос Сеньки Айзмана, затем раздались крики бакалейщикова гимназиста-задиры.
— Жиденок! Жиденок! Пархач! Морду разобью!
Мотька мгновенно вскочил и выглянул за ворота. Он действительно увидел у лавки своего приятеля, которого гимназист держал уже за руку, размахивая другой для нанесения удара. Мотька не долго колебался. С одной стороны бакалейщиков лоботряс, а с другой Сенька, сын славного еврея Айзмана и друг их общей приятельницы — этого было достаточно, чтоб сделать выбор. Он ринулся к сцепившимся мальчикам.
— Брось, кобель, Бориска!
Но гимназист, увлеченный ненавистью и физическим превосходством над противником, продолжал теребить Сеньку, намереваясь ударить его по спине.
Мотька вышел из себя. Подскочив к дравшимся, он схватил за загривок гимназиста и, двинув его под ногу, свалил на землю.
— Садись, Сенька! —указал он на сваленного. Он не любил гимназиста, хвастуна и буяна, неоднократно дразнившего и его, а затем обычно бегавшего с жалобами к родителям. Теперь пришло время посчитаться за все обиды.
Сенька бухнулся на ноги гимназисту, а Мотька одной рукой придавил его голову к мостовой, а кулаками другой начал дубасить лежачего противника.
— Пусти! Папе скажу! Он тебя вышвырнет. Караул Убьете меня!
— Не пищи, а то зарежем, —буркнул Мотька. Возьми еще на закуску! И огрев еще раз по уху бакалейщикова наследника, Мотька отпустил его голову.
— Бежим теперь, Сенька!
Ребята дернули.
— Идем ко мне, —сказал Сенька — я за тобой пришел.
— Ну! Играть собралися?
— Нет. Боня зовет всех к себе. Гувернантка куда-то ушла, а она хочет нам комнату и книги показать свои.
— Бежим скорее!
С этих пор о службе в лавке ярославского бакалейщика Мотьке, конечно, нечего было и думать. Вернувшись домой после счастливого визита к приятелям, Мотька, ни о чем не рассказывая, заявил матери, чтобы она ему искала другое занятие и больше ни о чем не стал говорить.
***
Мать отправилась в лавку за кое-какими вещами Мотьки и там узнав подробности бегства неугомонного сына, напала на мальчугана, едва ли не намереваясь отослать его снова торговать бакалеей.
Но Мотька уперся и заставил мать считаться с собою. Он объявил ей: лучше он умрет, а не останетси на побегушках у хозяина и у его детворы и не станет возиться с их пеленками. Лучше он уйдет из дому и сдохнет под забором где-нибудь. Тогда самой матери жалко будет, да будет поздно.
— Ах ты, наказание господне, всплеснула руками Алена Максимовна, когда Мотька изложил ей свою декларацию. Да мать тебя кормила, поила, что бы ты такие ей речи говорил? Для того она тебя учила? И Нюра с матерью работает, чтобы ты паршивым босяком каким-нибудь вышел?
— Лучше босяком быть, чем горшки из-под лавочника выносить. Про босяков самый умный человек не скажет, что они аршинники, как всякий лавочник. А что до работы вашей, — то никто вас не просит работать.
— Ах ты, Махомет! Замолчи и слушай, что мать тебе скажет... Вот отдам тебя хвосты волам крутить к какому-нибудь казаку, тогда ты узнаешь, как быть таким умником.
— Узнаю!
— Нюра! Обратилась мать к дочери, которая с любовной улыбкой слушала эти пререкания и весело разглаживала при свете лампы свеже окрашенные юбки. —Помоги мне сосчитать, сколько надо получить еще денег от Полуяновых за коричневое платье.
Нюрочка, подняв голову, посмотрела на мать и брата. Она хорошо понимала, что и мать любит Мотьку и что
Мотька только фасон держит, а из послушания не выйдет, и поэтому тут же натолкнула братишку на любовное примирение:
— Мотя, сосчитай ты маме, а то у меня утюг остынет.
Мотька с некоторого времени весьма сильно подпал под влияние Нюрочки.
Он тотчас же смирился, подошел к матери и взглянул в глаза мужиковатой Алены Максимовны.
— Я буду слушать вас, только не делайте меня последней прислугой у всяких голодранцев.
— Э, сынок, покорное телятко двух маток сосет!
Мотька вдруг затрясся, быстро задышал и неистово начал выкрикивать, схватив в кулачок передник матери и теребя его. — Не хочу! —Я не теленок. —Не хочу! Я буду кусаться. Я зарежусь. Не хочу!
Он закатился в спазмах припадка и мать перепуганно схватила его за голову. Это был первый припадок у мальчика и Алена растерялась, не зная, что с ним делать.
Нюра бросила утюг и быстро подошла к брату с водой.
— Это он хочет чего-нибудь другого, мама, а не пойти в лавку. Надо оставить его в покое.
— Много ты еще понимаешь в этом.
— Вот увидите, мама; не говорите.
— Ну, ладно уж, будет мать у вас учиться, что делать. Умные...
Алена Максимовна все же решила о лавке больше не говорить и посоветоваться с соседями о дальнейшей судьбе сына. Посоветовали ей отдать Мотьку в экипаж одного прасольского судна, принадлежавшего богачу — казаку Фетисову и плававшему под командой его зятя из Ростова в Азовский залив и порты Черного моря.
