Книга Пастыри - Петер Себерг

Она кивнула.

Она немного посидела в машине, прежде чем ехать.

— Что же делать?.. — сказала она вслух.

В проходной привратник и помощник привратника заполняли табличку спортивного тотализатора. Привратник, управившись первым, сел у оконца; он читал газету и краем глаза оглядывал проходящих, оценивал, прикидывал, кое-кого останавливал.

— В ближайшие сутки не ожидается изменений погоды, — говорил он, — давление по-прежнему низкое, видимость все ухудшается, на дорогах заторы.

Помощник ставил последние крестики и кивал у него за спиной.

— Сегодня двадцать два несчастных случая, двадцать два вызова, — сказал он.

Привратник встал, подошел к крану, налил стакан воды. Он полоскал горло и говорил:

— Никто не умирает, вот что странно. Не упомню, чтоб так мало умирали.

— Никогда так много не болели, — сказал помощник.

— Знаю, — сказал привратник. — Но никто не умирает. Шофер похоронного бюро мне говорил, дела у них никуда. Половину сотрудников крематория послали в отпуск.

Он еще полистал газету.

— Объявлений о смерти почти что нет. Только свадьбы да конфирмации.

— Вот обожди до весны. Весной все мрут как мухи, — сказал помощник. — Зиму продержатся, а как солнце и тепло — так все. Соки поднимутся и удушат.

Привратник открыл окошко и окликнул проходящего, тот нагнулся и объяснил, по какому он делу.

— Наша обязанность — соблюдать порядок, — объяснил ему в ответ привратник.

— Ну, скоро угомонятся, — сказал он помощнику и посмотрел на просвечивающие за вязью веток окна. — В отдельных уже гасят, где тяжелые лежат. Скоро угомонятся. Только где сами платят, там еще горит. Там даже курят они.

— А ты лежал в больнице? — спросил помощник. — Я вот лежал с коленной чашечкой. Это несерьезное. Зато интересно, как от наркоза проваливаешься, а потом просыпаешься.

Вдруг ударил телефон, и привратник успел снять трубку прежде помощника.

— В чем дело? — спросил он. — Больной? Ничего не знаем, нам ничего не говорят… Лео Грей, говорите? Несчастный случай? Хотите узнать?.. Как же, мы б с удовольствием, но мы ничего не знаем, а контора закрыта… Пробовали? Значит, вы сами знаете… Нет, никак невозможно, мы не имеем права уходить с поста… Конечно, все не так, как хочется… Я б с удовольствием… Да, я вам советую. Больше делать нечего…

— Женщина, — сказал он, положив трубку. — Звонят и звонят. Раньше всегда об одном пациенте одна справлялась, а теперь звонят и звонят, ну и, ясно, никогда не назовутся.

— Да, как зовут этого, которого положили? — спросил помощник.

— Грей, Лео, кажется, — сказал привратник. — Ты что, слыхал?

— Вроде слыхал, — сказал помощник. — Он по социальному обеспечению, престарелых обследует, а у меня там мать. Я про него ничего не знаю, во всяком случае ничего плохого. Говорят, дельный.

— А я вот никого их не знаю, кого сейчас положили, — сказал привратник и потянулся.

— Так ведь я только Лео Грея, — сказал помощник. — Да и не знаю я его совсем.

— Собственную жену положат — и то не узнаешь, — сказал привратник, — только когда домой придешь.

— А телефона у тебя нет? — спросил помощник.

Привратник покачал головой, потом кивнул собственному слабому отражению в темном стекле.

— А ну их, эти телефоны.

Совсем рядом взвыла сирена.

— Опять, — сказал привратник и натянул свитер. Он зажег еще две лампочки над дверью и вышел. Санитар легонько поднял руку, когда машина въезжала в ворота. Сестра стояла на лестнице с фонариком и показывала дорогу. Под мышкой у нее был журнал. Все плотней надвигалась ночь.

Глава 4

А В ТО ЖЕ ВРЕМЯ…

Роза Хасслер, жена инженера Конни, — зубной врач и друг пострадавшего Лео Грея. Она одной из последних говорила с Греем, перед тем как ему пуститься в роковую поездку, и первой из его близкого окружения узнала о несчастье. Роза, думая о себе, никогда не называла себя Розой. Другие так называли ее.

— Роза, — сказал ей Лео позавчера, после того как она покончила с трудным зубом, — взяла бы ты себе любовника.

Вглядевшись в его лицо, она отраженно поняла, что по ее глазам он тотчас почувствовал неуместность своей шутки.

Она кивнула, подчеркивая нелепость сказанного. Она быстро глянула в окно — взмах ресниц на узкое, затуманенное пространство, на влажный кирпич и трубы, а он, она заметила, в эту секунду вглядывался в нее, силясь живее проникнуться ее печалью.

Ей пришлось ему улыбнуться.

— Ну тебя, — сказала она.

— Ладно, Роза. Ты такая редкость, что тебя надо коллекционировать, — сказал он, и обнял ее, и споткнулся об ее левую мягкую туфлю. (Ей пришлось потереть ногу, когда он ушел.) Сам себя пародируя, он качнулся, ударился о стену, задел выключатель, так что они оба вдруг вычертились в сумраке полудня двумя силуэтами, и оба смутились, особенно он, но потом они расхохотались, и он вышел, пятясь, подняв в приветствии руку.

Когда-то он рассказывал ей, что однажды две недоли не мыл рук, после того как девушка, которую он подвез как-то утром, вдруг поцеловала ему руку.

— Лео, — говорит Роза вслух. Она уже выехала из больничного двора и едет за Альвой. — Лео.

Она загадывает по светофорам. Если, когда она будет подъезжать на желтый, зажжется зеленый свет, значит, с Лео все обойдется.

Он так замечательно плавал. Она вспомнила, как она, Конни, Маргарита и Лео ездили купаться. Белые пятна песка пробивались в гуще водорослей на дне, а они доплывали до сетей и висели там на столбиках парочками или по одиночке. Им с Лео обычно ничего не стоило расхохотаться.

Время полетело и забилось. Его почти не осталось. Часы на перекрестках придирчиво всматриваются в каждую мелочь.

Всюду народ спешит по домам, насколько позволяет сутолока. Лица в машинах, белые, как салфетки, или облитые желтым светом, лица на переходах, тенями под шляпами. Все как переодетые мясники. Добрых четыреста пятьдесят тысяч душ, и ни у кого ни мысли о Лео. Уму непостижимо.

И еще эта сырость, забирающаяся в туфли даже в машине. Она тормозит, и ее обгоняет такси.

Она переходит на вторую скорость, и все бежит, мелькает, как под конец фильма.

— Может, придем вместе, может, я один, — сказал он тогда вечером, когда она позвонила и пригласила его обедать, потому что к ним вдруг собрался отец и попросил, чтоб кого-нибудь еще позвали.

Он запнулся, это редко бывало.

— Маргарита купила машину, — сказал он. — Глупо, в такое время года. Вдвое скорей износится. Я, правда, в этом мало что смыслю, но все же. Она едет отдохнуть. Вот учись, Роза.

Что-то произошло. Он злился, она заметила, но не в этом дело, дело в том, что он вовсе