устоять не смог: прокрался ночью к ее окну и разглядел ее уродство. От потрясения он разозлился.
Щипцами он выдернул ей зубы. Не человеческие зубы, а клыки, теперь он это видел.
Лезвием он сбрил ей чешую.
Мечом он отрубил ей хвост.
Обнаженную и окровавленную ее вышвырнули из дома. Взгляд ее был тусклым.
Она не ожидала ничего иного. У чудищ грустная судьба. В своей тетрадке я рисую злобный глаз. Женщину из змей. Корону из костей на голове царя. Девушку без головы, смотрящуюся в зеркало. Банку меда, наполненную пчелами. Я очень устала.
На географии рассказывают в основном про камни. Про их виды, про то, что из них делают. Про ландшафт. И кажется, что все вокруг всегда было таким, неизменяющимся, постоянным. Это не так. Все в нашем мире разрушается, сдвигается. Появляется и исчезает.
Лучше всего дракон или черепаха. Экватор. Ориентальные места. «Ориентальный» звучит так экзотично. Джоан, которую удочерили из Китая, говорит, что называть «ориентальными» места — это по-расистски. Не знаю почему. Мне нравится, как это звучит, какой пейзаж рисует. Благородные шелка, и дым, и тонкие длинные бородки. Честь и достоинство, и сакуры, и опиум. А… теперь понятно почему.
В этом месяце отец не выслал маме денег. «Мои деньги» — так она их называет. Как будто ей должны. Как будто она их заработала. Может быть, она права. Мне от него не нужно ничего, а вот она считает, что заслужила. Может быть, поэтому она такая нервная.
У учительницы нашей есть усы. Густые. Смотреть в лицо ей трудно. Они темно-серые и даже в чем-то милые. Интересно, замечает ли учительница их? Мне кажется, добрее человеку говорить о таких вещах. Если, конечно, он может это быстренько исправить. Заметную резинку от трусов или волосы в местах, где их быть не должно, убрать гораздо проще, чем акне или лишний вес.
Джоан умеет кого угодно ставить на место. Но только за глаза. Что, как мне кажется, гораздо лучше. Не так жестоко. Она спокойная и собранная. Большие поры на лице чисты, зализанные волосы причесаны. Такая собранная, что никогда не распадется, не развалится. Я всегда молчу, если замечаю чьи-то недостатки. Если говорю, то получается обиднее, чем мне хотелось. Жестче.
Звезда, если сплавал вокруг мыса. Синяя и маленькая, за ухом. Трехмачтовое судно значит то же самое. Ты выдержал самое худшее и выжил.
Папа частенько придирался к тому, как мама выглядит. Никогда — ко мне. Мама за это обижается. Что папу привлекала я, а не она. Как бы это ни было ужасно. Мне кажется, поэтому я не люблю обниматься с Томом в темноте. Или спать с ним рядом.
Боже, ненавижу свою жизнь. Я думала, источником проблем был папа. Теперь он далеко, но мысли в голове остались прежними. Мне бы хотелось, чтобы мозг был метаморфической породой. Чтобы темно-синий известняк мог превратиться в чистый мрамор. Чтобы исчезла грязь. Как феникс, возрождающийся в пламени, идеальный, новый. Невинный как младенец.
Прошлой ночью мне снова снился сон про перья. В этот раз я кричала, пока не захлебнулась в мягкой черной жидкости. Я тонула и за птиц переживала. Перья не появились ведь из воздуха, даже во сне. Может, в соседней комнате сидят вороны, униженные и общипанные. Без перьев крылья не работают. Домашним птицам перья подрезают, чтобы они не улетели. Все эти вороны в соседней комнате не могли спастись и каркали отчаянно. Я проснулась со слезами на глазах.
На уроке ирландского я мечтаю сбежать отсюда. Не стать врачом или адвокатом или кем-то там еще, а физически выйти из ситуации. Цель побега элементарна — я хочу поспать. Найду местечко, где можно прилечь, и буду спать.
Если у тебя нет денег и ты не хочешь выглядеть бездомной, найти такое место совсем не просто. Можно в туалете, но общественные обычно мерзкие. Они воняют, а строят их из дешевых материалов: фанеры, пластика, металла. К тому же запах липнет к языку. Я стараюсь о таких вещах не думать. В школе туалеты относительно нормальные, но, боюсь, кто-нибудь услышит, как я скрежещу зубами, и распустит слухи. Мне нравится, когда можно так спрятаться, что ты вроде в школе, но не совсем. Вот бы найти какой-нибудь чуланчик с раскладушкой!
Я продолжаю фантазировать: на раскладушке хлопковое постельное белье, рядом стоит рабочий обогреватель (те, что у нас в классах, исключительно декоративные), может, даже чайник? А почему бы нет? Это моя фантазия. У-у, и огромная задвижка на двери, чтобы запереться ото всех и не выходить, пока не захочу.
Самая крутая — два якоря крестом. Означает, что ты плавал по семи морям.
Маме не нравится, когда дети запирают двери. Она любит шариться в комнате моей в поисках улик и доказательств моего израненного внутреннего мира. И не для того, чтобы помочь. Просто любит поорать, если раскапывает какой-нибудь секрет. Ненавидит мою тетрадь с рисунками — считает ее знаком, что меня не вылечить. Картинки ее возмущают и беспокоят. Она хочет, чтобы я держала все в себе. Как глаз в бутылке, в формалине утопающий.
Я бы спрятала тетрадь, да только мама начнет переживать и будет еще тщательней в моих вещах копаться. Я не хочу, чтобы она нашла тайник. В полу под старым гардеробом выемка. Там я храню свою машинку.
Когда мы только переехали, я там нашла птичий скелет и щепотку травки. Травку я продала коллеге. Антисептиком побрызгала скелет и оставила лежать. Он классный, почти что невесомый. У птиц полые кости, чтобы легче было летать. Скелеты нежные, как кружева. Мой был отполирован почти до блеска. Очевидно, что его любили и часто трогали. Сперва меня это обеспокоило, но теперь я понимаю. Люблю на него смотреть — сложная структура успокаивает. Наверно, при жизни это была ворона. Раньше я думала, скворец, но вспомнила, что плоть и перья придают объем. Интересно, какого размера будет мой скелет?
Недалеко от дома бабушки Кейт, но задолго до нее жил гигантский человек. Он до смерти боялся врачей, которые, как ему казалось, крадут интересные тела. Вернее, не все, а его конкретно, его кости, его плоть. Правильно боялся. Едва он умер, его труп украли. Кто-то верит, что в рай попасть нельзя, если твое тело осквернили, не похоронили в священном месте. Мне кажется, так быть не может. Но при этом я уверена, что Бога нет.
