У него все было наготове. Он держал ручку над раскрытой тетрадью, а на коленях у него лежал раскрытый испанский роман «La Casa de las Flores Negras». Вдруг у него ухнуло сердце — что, если она именно сегодня решит прогулять занятия? Завтра уже пятница. Единственная возможность получить записку — сегодня. Надо, чтобы к вечеру она у него была. Что делать, если Дороти не придет?
Но в десять минут десятого она появилась. Она тяжело дышала — видимо, бежала всю дорогу. В одной руке держала учебники, через другую был переброшен плащ, а на ее лице, как только она, стараясь быть незаметной, вошла в дверь, расцвела улыбка, предназначенная ему одному. Она на цыпочках поднялась к верхнему ряду, повесила плащ на спинку стула и села. Разбирая учебники, она продолжала улыбаться. В конце концов она оставила перед собой только тетрадь и блокнот для домашних заданий, а учебники положила стопкой на полу между их сиденьями.
Тут она увидела книгу, которая лежала раскрытой у него на коленях, и вопросительно подняла брови. Он закрыл книгу, заложив нужное место пальцем, и показал Дороти ее заглавие. Потом опять открыл книгу и с сокрушенным видом показал ручкой на открытые страницы и свою тетрадь — вот, дескать, сколько мне нужно еще перевести. Дороти сочувственно покачала головой. Он показал на лектора и на ее тетрадь: записывай лекцию, а я у тебя потом спишу.
Минут через пятнадцать, в течение которых он то вглядывался в текст, то вписывал в тетрадь перевод, он осторожно глянул на Дороти и увидел, что она старательно записывает лекцию. Он оторвал от тетрадного листа кусочек бумаги размером примерно в шесть на шесть сантиметров. На одной стороне она была исписана зачеркнутыми словами и рассеянными зигзагами и спиралями. Он положил ее этой стороной вниз и, ткнув пальцем в текст романа, начал трясти головой и притопывать ногой, изображая недоумение.
Дороти заметила эти его телодвижения и повернулась к нему. Он поглядел на нее и сокрушенно вздохнул. Потом поднял палец, как бы прося ее внимания. И начал писать, втискивая в маленький листок текст якобы из лежащего у него на коленях романа. Затем протянул ей листок, написав сверху: «Traducción, por favor» — «Пожалуйста, переведи».
«Querido,
Espero que me perdonares por la infelicidad que causare. No hay ninguna otra cosa que puedo hacer».
Дороти посмотрела на него с удивлением — что, дескать, в этом трудного? Он выжидающе глядел на нее. Она взяла ручку и перевернула листок, который он ей дал, но там не было места. Тогда она вырвала страничку из своего блокнота и на ней стала писать перевод.
Она подала ему страничку. Он прочитал и кивнул. «Muchas gracias», — шепнул он и начал писать у себя в тетради. Дороти скомкала бумажку, на которой он написал испанский текст, и бросила ее на пол. Он краем глаза наблюдал, куда она упадет. Рядом с ней лежали еще бумажка и окурки. В конце дня уборщица все это сметет и сожжет.
Он опять посмотрел на листок, на котором Дороти написала своим мелким почерком:
«Дорогая,
надеюсь, ты простишь меня за то горе, что я тебе причиняю. Мне не остается ничего другого».
Он положил листок за обложку тетради и закрыл ее. Потом закрыл роман и положил его поверх тетради. Дороти повернулась, посмотрела на книги, а потом вопросительно на него: все сделал?
Он кивнул и улыбнулся.
На этот вечер у них не было назначено встречи. Дороти хотела вымыть голову и причесаться, а также собрать вещи в чемоданчик, с которым она проведет свой двухдневный медовый месяц в отеле «Нью-Вашингтон-Хаус». Но в половине девятого раздался телефонный звонок:
— Послушай, Дорри. Возник один серьезный вопрос.
— Какой?
— Мне надо тебя немедленно увидеть.
— Я не могу выйти из дому. Я только что вымыла голову.
— Дорри, но это очень важно!
— А ты по телефону мне сказать не можешь?
— Нет. Мне надо с тобой увидеться. Через полчаса буду ждать тебя на нашей скамейке.
— Но на улице дождь! Неужели ты не можешь прийти в нашу гостиную?
— Нет. Послушай, ты помнишь кафе, в котором мы вчера ели чизбургеры? Приходи туда в девять часов.
— Не понимаю, почему ты не можешь прийти в гостиную…
— Детка, ну пожалуйста…
— Это… это имеет отношение к завтрашнему дню?
— Я тебе все объясню в кафе.
— Так имеет или нет?
— И да и нет. Послушай, все будет хорошо. Я тебе все объясню. Только приходи в кафе в девять часов.
— Ну ладно.
Без десяти минут девять он выдвинул нижний ящик и вынул из-под пижамы два конверта. Один был запечатан, и на нем был написан адрес:
«Мисс Эллен Кингшип
Северное общежитие
Университет Колдвелл
Колдвелл, Висконсин».
Он напечатал адрес днем в гостиной Студенческого союза, где стояло несколько пишущих машинок, которыми могли пользоваться все студенты. В конверте была записка, которую Дороти утром написала на занятиях. В другом конверте были две капсулы.
Он положил по конверту в каждый из внутренних карманов пиджака, запомнив, какой конверт где лежит. Затем надел плащ, затянул пояс и, бросив на прощание взгляд в зеркало, вышел. Открыв парадную дверь дома, он старательно шагнул правой ногой вперед, улыбаясь собственному суеверию.
Глава 8
Когда он пришел в кафе, там почти не было посетителей. Заняты были только две кабинки: в одной двое пожилых мужчин сидели неподвижно, уставившись на шахматную доску; в другой — у противоположной стены — сидела Дороти, обхватив рукой чашку с кофе и глядя на нее, словно это был магический кристалл. Голова у нее была повязана белым шарфом, на лбу лежали плоские потемневшие от воды колечки, каждое из которых было закреплено заколкой. Она заметила его, только когда он вошел в кабинку и стал снимать плащ. Тогда она подняла глаза и обеспокоенно посмотрела на него.
Бледность ненакрашенного лица и приглаженные волосы делали ее моложе. Он повесил плащ на крючок рядом с ее плащом и сел на стул, стоявший напротив.
— Что случилось? — встревоженно спросила она.
К их столику подошел хозяин кафе — худой старик по имени Гидеон.
— Что будете заказывать?
— Кофе.
— Один кофе?
— Да.
Гидеон отошел, шаркая ногами в домашних тапочках. Дороти перегнулась через стол:
— Что случилось?
Он тихо сказал:
— Вернувшись домой, я нашел в передней записку хозяйки, в которой говорилось, что мне звонил Герми Годсен.
Ее пальцы стиснулись вокруг чашки.
— Герми Годсен…
— Я ему перезвонил. — Он на минуту замолчал и царапнул ногтем поверхность стола. — Оказывается, он дал мне не те пилюли. Его дядя… — Он резко оборвал себя, увидев подходящего к столу Гидеона с чашкой кофе в руках. Они сидели неподвижно, впившись друг в друга взглядами, пока старик не отошел. — Дядя, оказывается, поменял лекарства местами. И это были совсем не те пилюли.
