дорогие магазины и кафе.
Остановившись у красиво оформленной витрины одного из них, я вспомнила, что здесь был большой гастроном, куда в свое время я приезжала за полу копчёной колбасой с тмином. Да, были времена.
В сверкающей витрине я увидела рядом со своим отражением еще два. Два этих призрака в полицейской форме стояли справа и слева от меня. Я не спешила поворачиваться к ним. Пусть полюбуются. Такую витрину раз в год можно улицезреть. А, может, тоже гастроном вспомнили.
Прежде чем увидеть руку одного из них, которую он положил мне на плечо, я услышала слова: «Гражданка, пройдемте с нами». Я проворно повернулась к стражам порядка. Один из них, самый толстый, взял меня под руку и повел к машине.
– Что Вам от меня нужно?
– Сейчас в отделении предъявите документы и расскажите, что Вы тут делаете, и что нужно Вам.
Я, как законопослушная гражданка, села на заднее сиденье Део, на корпусе которой было написано: «Патрульно – постовая служба Тверского района».
Прибыв в отделение, меня посадили в так называемый «обезьянник».
– Девоньки, посмотрите на нее, ее норковая шуба больших бабок стоит. Точно сперла, – произнесла одна из обитателей звериной клетки.
– Вот бомжи – лучше нас живут, и ноги задирать не приходится, – произнесла другая с более светлыми волосами и более короткой юбкой, – чем ментам не угодила? Шубой, наверное?
– Галошами, – ответила я и решила, что здесь как раз то место, где можно снять с головы платок и привести волосы в порядок.
С большим трудом, я отцепила ческу в запутавшихся волосах, не спеша раскрутила бигуди. Обитательницы решетчатого кабинета с удивлением смотрели на все мои манипуляции, и, когда я расправила все свои кудри без помощи расчески, расстегнула шубку, обнажив красивое платье из темно– синего крепсатина, не выдержали:
– И, правда, из-за галош. А ты, ничего смотришься, бабуля. Настоящая мадам Брошкина!
– Переобуться забыла. Села в такси в галошах. Но я, кажется, помню, что туфли для театра брала. А вот в сумке их не оказалось.
Мои откровения прервал сержант полиции.
– Гражданка Прошкина, на выход.
Полицейский завел меня в кабинет со стеклянными стенами. На столе этого кабинета лежала моя сумка, которую у меня изъяли, рядом с сумкой лежали ключи, телефон, зарядник, кошелек, бумажник, пустая банка и… мои туфли. К ним я добавила чесалку для коз и бигуди.
– Гражданка, объясните, что Вы делали на Тверской у магазина, и объясните предназначение вещей, которые мы нашли в Вашей сумке.
– Что тут объяснять? Была в театре имени Ленинского комсомола. Банка – для молока, которое доит моя соседка.
– А ваша соседка, она себя что ли доит?
– Нет. У нее коза. Козу и доит.
– В театре?
– Нет, в хлеву.
– А хлев где?
– Хлев на даче.
– А дача где?
– Дача далеко, в «Финском заливе».
– Так…, – задумчиво протянул дежурный полицейский, – значит, Вы в Финляндию за молоком ездите? И как часто?
– Я не могу без молока Дульсинеи. Каждый день на велосипеде езжу. Вот сегодня на такси хотела доехать до нее, да в театр опаздывала.
– А Дульсинея – кто?
– Коза. Знаете, какое она вкусное молоко дает.
– Что-то Вы меня совсем запутали… Хватит про молоко. Расскажите, Вы эти туфли, хотели сменить после перехода границы?
– Нет у нас там границ. Шлагбаум стоит и все. А туфли хотела переобуть после Дульсинеи. Там грязно у них.
– Где в Финляндии? – лицо полицейского стало покрываться крупными каплями пота.
– Мне кажется, это Вы меня совсем запутали. Ответьте мне на вопрос: где Вы нашли мои туфли, товарищ полицейский?
– Я Вам – не товарищ. А туфли были в боковом кармане вашей сумки.
– Хорошо, «нетоварищ» полицейский, Давайте, я объяснюсь в письменном виде, писать я умею. И разрешите мне взять мои документы, на основании которых я укажу свои данные в объяснительной.
Он молча протянул мне мой портмоне, из которого я достала паспорт, карту москвича, удостоверение члена Союза писателей. Заполнив шапку объяснительной, грамотно изложила суть происшедшего.
Он внимательно прочитал, почесал свой затылок, под которым так и не мог скрыться его заурядный ум и произнес:
– Вот так бы сразу и сказали… А то получается – шпион с запасной парой обуви. Можете быть свободны.
– Разрешите, я переобую туфли. А то Вы же не один такой…
Он, конечно, не понял моего тонкого и острого юмора, молча кивнул головой в знак согласия. Я одела туфли, сложила галоши в боковой карман сумки и с гордым видом, проходя мимо жриц самой древней профессии, помахала им рукой и вышла из отделения.
Первым делом позвонила своей знакомой Валентине, с которой собиралась встретить Новый год. Извинилась, что опаздываю, что скоро приеду.
Около часа ушло на поездку от Охотного ряда до Лермонтовского проспекта. Зашла в магазин, купила коробку конфет, торт, нарезку копченой колбасы, и, конечно, шампанское. Ее адрес был у меня в памяти. Как и туфли.
И эта новогодняя ночь не желала быть похожей на настоящую, снежную и красивую. Правда, немного подморозило снежную жижу. Но чем эти мерзлые колдобины приятней вязкой снежной каши? Куда подевались те морозы и легкий снежок в новогоднюю ночь, когда многие жители спешили на центральную площадь, где ставилась громадная елка и на красивых, расписных санях, в которые была запряжена тройка белых лошадей, под крики «Ура», стоя, въезжали Дед Мороз и Снегурочка… Всё диктует нам погода… Вот, и сегодня иду и выбираю для каждой своей ноги безопасное место, чтобы не оступиться и упасть. «Не хватало ещё ноги переломать в новогоднюю ночь…» – подумала я и, не спеша, двигалась к ее дому.
Улица Привольная оказалась кривой запутанной веревочкой. Но мне все-таки удалось ее распутать, и найдя дом, я зашла в открытую дверь подъезда. «Для Деда Мороза, наверное, оставили дверь», – решила я и поднялась на лифте на нужный этаж. А вот и квартира № 195. Я же помню! Это же три первые цифры из моего года рождения. Как их забыть…
Несколько раз нажав на кнопку звонка, я поняла, что он не работает. Стучу в дверь. Открывает женщина непонятного возраста и совсем не привлекательной внешности. То ли сонная, то ли пьяная. На голове что-то намотано и нахлобучено на глаза. Сует мне пятитысячную купюру и говорит: «Купи мне соку томатного. Только побыстрее.»
«Неужели она такой стала? -думаю. – Да уж алкоголь не красит. Не похожа она была тогда на пьющую».
Возвращаюсь, опять стучу. Никто не открывает. Толкаю дверь. Не заперто. Захожу в комнату. Валя спит. Форточка настежь. Первым делом закрываю
