– Можно.
Сова достал из холодильника почищенную щуку и положил ее рядом с газовой плиткой. Вынул из сушилки сковородку и миску, нарезал рыбу. За окном сверкнуло. Он отрезал толстый кусок масла, бросил его на сковородку и поставил сковородку на плиту. Раздался гром. Сова разбил в глубокую тарелку два яйца и переболтал их вилкой. В другую тарелку насыпал панировочных сухарей, с которыми смешал соль. Сначала смочил куски щуки в яйце, потом обвалял в сухарях. Масло затрещало на сковородке. Лопаточкой он опустил в него куски щуки.
Элина втянула в себя запах масла и рыбы.
– Похоже, ты ничего не ела сегодня, – сказал Сова.
Перевернул куски рыбы и уменьшил огонь. Накрыл сковородку крышкой. Достал из шкафа тарелки, вилки, ножи и аккуратно разложил на столе, как в хорошем ресторане. Среднюю часть щуки переложил себе на тарелку. Элине достались куски с хвоста, потому что она любила именно их.
Они сидели за столом и чинно ужинали при свете свечи. Над домом бушевала гроза, пытаясь утащить за собой как можно больше всего. Она срывала цветы и ломала ветки; схватив кусок пенопласта и лейку, кружа, протащила их по двору. Сова огорченно проследил взглядом за лейкой и постарался запомнить, куда ее отнесло.
– Я искала спиннинг с безынерционной катушкой, – сказала Элина.
Сова извлек косточку из промежутка между зубами и положил ее на край тарелки.
– Осы гнездо затеяли строить под потолком на крылечке. Ткнул им спиннингом в гнездо, он и сломался.
– Другой палки не нашлось, конечно.
– Эта под рукой была.
– Ясное дело.
– Пожалуй, немного глупо получилось. Ну, ты ведь старый-то нашла?
– Да.
Элина стала рассказывать о своей неудаче на озере. Сова слушал. Иногда смеялся, история была дурацкая.
Когда Элина рассказала про водяного, Сова удивился.
– И что ему там делать?
– Не знаю.
Считалось, что водяной презирает болото с его мутными глазами-озерами. Водяной любит чистую, прозрачную воду. Видели, как повелитель вод грязным поднимался со дна озера на поверхность, выплевывая рдест и прочую водную растительность, и проклинал крестьян за то, что из-за их удобрений в озере размножаются водоросли и портят его обиталище.
Водяной – существо злопамятное. Стоит пахарю оставить свой трактор слишком близко от берега, водяной ночью вылезет из воды, заберется в кабину и загонит трактор в реку.
Купальщиков водяной щекочет за пятки. У рыболовов крадет червей с крючка да вдобавок еще и сами крючки распрямляет. А в «морды», ловушки для рыбы, наваливает доверху камней – их без лебедки потом и не вытащить. Самое неприятное случалось с рыбаками, которые промышляют сетями. Водяной выбрасывал их из лодки и крутил-вертел так, что они сами оказывались печальной добычей в своих же собственных тенётах.
Иногда у кого-нибудь из деревенских терпение лопалось, и горемыка пытался стрелять в водяного из ружья. Разумеется, не попадал, а после этого остальные жители деревни снимали шапки и с грустью смотрели на стрелка, поскольку знали, что этому несчастному не суждено дожить до ближайшего Рождества.
Сова переложил вилку и нож на тарелке в другом порядке, в то же время пытаясь упорядочить и мысли в голове.
– Сдается мне, тебе эта щука сильно в охотку.
– Да.
– А что, если водяной это озерцо для себя приглядел. Тогда ты опасное дело затеяла.
– Ничего, справлюсь.
– Кто бы сомневался.
За окном по-прежнему бушевала гроза. За хлевом небо раскололось надвое, словно выкрашенный берлинской лазурью холст, на котором художник протянул сверху донизу линию блестящей белой краской. Вспышка озарила двор, превратив его в моментальное фото. Затем наступил непроглядный мрак. Дом содрогнулся от грохота, как будто в него влетел скорый поезд. Столовые приборы зазвенели на тарелках, стекла в окнах задрожали, и Элина с Совой схватились за край стола, словно испугавшись, что их подбросит в воздух.
– Вот черт, прости господи, – сказал Сова.
С неба посыпался град. Градины, размером с ласточкино яйцо, принялись прибивать к земле все, что устояло под дождем, – розы и ревень. Белые ледышки скакали среди травы и собирались в углублениях. Потом заряд града иссяк.
Они смотрели во двор и думали, какая стихия обрушится на них дальше. Снова пошел дождь.
– А с чего ты такая смурная, расскажи, – нарушил молчание Сова.
Элина не ответила.
– Может, полегчало бы.
– Может.
– Ну как знаешь.
Элина продолжила рисовать завитушки.
– К Аско с Эфраимом уже заглянула? – спросил Сова.
– Не было времени.
– Может, и хорошо. Что не было.
– Ну.
– У Аско с памятью совсем неважно.
– Ага, – сказала Элина. – А ты надолго уходил?
– Да на одну ночь всего. За Юрмусярви[6], посмотреть, гнездится ли там тетеревятник.
– И как?
– Нашел одно гнездо.
– Я видела Симо-Говнолюба у рыболовного магазина.
– И что он?
– Говенных Дедов продавал.
Сова засмеялся.
– Я думала, он помер, – сказала Элина.
– С чего ему помирать. Знаешь, откуда у него такое имечко-то?
– Не знаю.
Сова сообщил, что на самом деле Симо-Говнолюба зовут Юсси. Как Юсси превратился в Симо, этого Сова не ведал. Но прозвище возникло так. Когда-то Юсси чистил в деревне выгребные ямы. Трактором привозил ассенизаторскую цистерну во двор, опускал шланг в канализационный колодец и включал насос. Фекалии потом вывозил на свои поля. Однажды случилось непредвиденное – шланг застрял в выгребной яме. Юсси подвинул тяжелый люк, чтобы получше было видно, но тут случилось несчастье – он свалился прямо в яму вниз головой. Барахтаясь в зловонной жиже, Юсси понял, что именно было не так со шлангом. На дне выгребной ямы сидел Дед, двумя руками державший шланг за конец. Когда Дед увидел Юсси, он отпустил шланг, вцепился в Юсси и стал таскать его за волосы и возмущаться, почему люди не поклоняются богу говна – Говенному Деду. От такой взбучки у Юсси глаза полезли из орбит. Он сказал, что в деревне люди не знают, что у говна есть свой бог. Говенный Дед обиделся и взялся за Юсси с новым рвением. Три дня и три ночи парочка мутузила друг друга в выгребной яме.
В конце концов Юсси удалось схватить Говенного Деда за горло и вытянуть из него обещание отпустить его, Юсси, обратно к людям. Так и случилось. Когда Юсси выбрался из выгребной ямы, от него так воняло, что птицы за сто метров вокруг падали с ветвей замертво. Юсси покончил со своей ассенизаторской деятельностью, начал пить и мастерить изображения Говенного Деда. С той поры Юсси и прозвали Симо-Говнолюбом, а сроку тем событиям уже сорок лет.
