Книга Души. Сказ 2 - Кристина Тарасова

– В чём проблема, Отец? Ищите изъяны?

– Мне известен главный, – прошипел мужчина. – Теперь известен.

– Что напел наш таинственный гость?

Я шагнула к распахнутому окну и взглядом окинула тропу и ворота. Никого.

– Отойди, – рявкнул Хозяин Монастыря.

Ржание повторилось. Я посмотрела на покрытую зеленью часть сада, сквозь растительность которого выглядывала смольная голова лошади. Навострённые уши ловили посторонние звуки, ноздри раздувались; лошадь ударила ногой, и к ней подошёл неизвестный. Чёрную мантию разрезала белая рука – животному протянули угощение.

Ян велел скрыться и рывком задёрнул балдахин. Кабинет погрузился во тьму.

– И что же тебе напели таинственный гость и его лошадь? – улыбнулась я. – Отчего лицо твоё грустит, Отец?

Пальцы сжали челюсть: осмотрел. Заглянул в глаза и причмокнул.

– Думаешь, добротный ли товар? Не прикасайся, Ян. Мне неприятно.

– А так?

Он перехватился за горло и подтянул к себе.

– Так приятно?

– Тебе известно лучше, Отец, – ответила пренебрежительно, хотя секундой ощутила тревогу. Общаясь с лжецами, перенимаешь их повадки; скрывать и утаивать – основа общения и порядка. – Мы одинаковы, Ян, – говорю я. – Разница лишь в одном: под солнцем тобой отхожено больше лет. А так мы одинаковы.

– Ничего ты не знаешь, вот и молчи.

– И тебя это раздражает и привлекает одновременно. Мы с тобой, Хозяин Монастыря, одной породы.

Мужчина вдруг осёкся и поник, отпрянул и потопил взгляд в неровно-пляшущих половицах (не отмечала их раньше – видела всё затуманено-идеально).

– Покупатель прибудет через два дня, – выдавил просевший голос на онемевшем лице.

– Кто же он? – опасливо спросила я, а Хозяин Монастыря недобро глянул.

– Прекрати думать об этом. Прошу тебя, не рассуждай: для женщин то плохо кончается.

– Ты не смеешь давить моё мнение и мою честь…

– Честь! – воскликнул Ян. – Ты говоришь это всё, Луна, и даже не ощущаешь, что у слов есть вес и последствия. Ничего не происходит просто так. Ничего не говорится без причины.

– Назови мне имя, – потребовала я. – Кто он?

– Какая разница?

– Что значит какая разница? – вскрикнула будто бы не своим голосом. – Она есть и она велика!

– Ты, помнится, просила вручить тебя первому встречному, лишь бы быть подальше от стен Монастыря и Хозяина Монастыря в том числе. Своё ты получила, суккубка. Дом твоего господина в нескольких днях пути.

– …кто он?!

Я нагнала Яна и притянула за рукав задранной рубахи.

– Деревенская ты грубиянка! – Он отмахнулся. – Не слышу слов благодарности.

– Благодарности? За всё это?

– Я исполнил твоё желание, теперь исполни моё: пропади.

– Скажи мне имя!

– Мучайся, – выпалил мужчина и выпроводил за дверь. – Ныне ты собственность своего – как и хотела – мужа, и я не могу быть рядом. Встречай конвой.

Тогда за горло схватили дни ожидания. Мучительнейшие дни, потому что – в сравнении с ними – ожидание отъезда из родительского дома к монастырским землям не было преисполнено этим хаосом, ожидание первых торгов и прибытия Бога не были опоясаны этим волнением…Я боялась. Боялась, а Ян свирепо подначивал. Наказывал. Мера наказания сменилась (или такова настигла только меня, ибо воспитание физической силой направить он не мог, а на спокойные внушающие беседы я не поддавалась). Он победил. Я провела оставшиеся монастырские дни в одиночестве, изгнав сестёр из комнаты к иным послушницам, наплевав на скребущуюся Мамочку, потеряв из виду Хозяина Монастыря. Он победил.

Я поправила новое платье – последний подарок Отца. Заглянула в зеркало примерочной: мужской силуэт настиг меня в памяти, но не в отражении.

И вот мы в пути.

До последнего не внимаю происходящему: порог чьего дома я переступаю? чья служанка выступила сопровождающей? кто осмелился пойти поперёк сурового взгляда Яна?

Конвой останавливается: мы приехали. Я приехала. Домой.

Девочка распахивает дверь и предлагает покинуть душную кибитку. Солнце – продырявив небо прямо над нашими головами – режет глаза. Мы отвыкли от света за время пути. Я отвыкла от света за время нахождения в Монастыре. Перьевые облака – сеткой – ползут по голубой твердыни. Палящие лучи прижигают покрытые тканью плечи. Смотрю на вымощенную из камня дорожку лимонного цвета, что змеёй ползёт от забора к воротам резиденции. Окна – паучьи глаза – взирают на меня (приветственно или насмешливо?), двустворчатые двери отворяются (массивный дуб отходит со скрипом) и ноги вязнут в бордовом ворсе вычищенного ковра. Стены дышат пылью, от мебели отталкивается аромат летней духоты. И вот с широкой мощённой лестницы холла ступает силуэт.

Я, скрестив руки за спиной, ожидаю встречи с супругом.

Прошу, Ян, ты не мог подвести…имел возможность и право, но не имел желания. Ты не обидишь меня, не отдашь на растерзание чудовищу и сотне его чудовищных жен. Прошу…Ты обижен, но не обидишь в ответ. Ты уже наказал меня – своим молчанием. Явись сам. Окажись здесь.

Я вижу его. Вижу, а поверить не могу. Делаю шаг – судорога – и теряю сознание.