Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Фактически позитивный психотерапевт предпринимает попытку переозна-чить самого пациента в его же собственных глазах. Позитивная психотерапия представляет собой весьма наглядный пример целенаправленного использования психологического механизма переозначивания, который так или иначе используется всеми без исключения психотерапевтическими направлениями. […]
При этом необходимо учесть, что, как указывал Л. С. Выготский, «слово есть неисчерпаемый источник новых проблем», его «смысл никогда не является полным» и «в конечном счете упирается в понимание мира и во внутреннее строение личности в целом»[9]. Иными словами, возможности переозначивания практически неисчерпаемы, а изменение — переозначивание — даже одного, но особенно важного для данного пациента означаемого способно привести к системным переменам в его сознании. Таким точечным, но тщательно выверенным воздействием терапевт может «деполяризовать» когнитивную карту реальности, изменив её тем самым до неузнаваемости, создав новую ориентацию, новое целеполагание, новое отношение и, как результат, базу для формирования новых стереотипов поведения.
Существует несколько вариантов психологического механизма переозначивания: собственно переозначивание (уже описанные нами примеры замены одного означающего другим); создание новых означаемых и их переозначивание в процессе психотерапевтического лечения (введение в дискурсивную среду таких элементов, как «смысл жизни»[10], «экзистенциальная тревога»[11] и т. п.); означение неких психических явлений (психологических комплексов), которые прежде не были означены, т. е. не имели своего рода «когнитивного представительства» (примером является специфическое означение физического напряжения в структуре терапии В. Райха[12]). Означение вводит означаемое в некую уже предсуществующую дискурсивную среду, которая и поляризует означаемое (придаёт ему некую ориентацию в когнитивном пространстве пациента), располагает его в поле сил определённым (предопределённым) образом. Переозначивание способно изменить положение означаемого, а всякое означающее может быть усилено, проблематизировано’3, и в какой-то момент оно само способно поляризовать значительную часть когнитивной структуры пациента с неизбежным изменением и всей системы в целом.
О какой бы психологической проблеме нашего пациента ни шла речь, перед психотерапевтом всегда лежит некое означаемое (непосредственное отношение) и означающее (когнитивная модель), соответствующее этому означаемому. Само по себе наличие такой проблемы свидетельствует о необходимости переозначить данное означаемое. Зачастую для этого требуется кропотливая работа, в процессе которой переозначиванию предварительно подвергается и множество смежных означаемых, поскольку ни одно понятие в сознании пациента не является самостоятельным, но взаимозависимо с другими означаемыми и прогружено в целую сеть иных означающих. Однако знание психологического механизма переозначивания позволяет [13] сделать этот путь максимально коротким и осмысленным».
Курпатов А. В.
«Психологический механизм и психотерапевтическая техника переозначивания»[14]
Санкт-Петербург, 2000 год
ПРЕДИСЛОВИЕ
В течение последнего года мне посчастливилось взять несколько больших и чрезвычайно важных для меня интервью. Моими собеседниками стали Михаил Сергеевич Горбачёв, Наина Иосифовна Ельцина, Виктор Степанович Черномырдин (это, по существу, было его последнее телевизионное интервью), Геннадий Андреевич Зюганов, Анатолий Борисович Чубайс, Владимир Вольфович Жириновской, Владимир Владимирович Познер, Александр Глебович Невзоров, Леонид Геннадиевич Парфёнов, Дмитрий Борисович Зимин, Михаил Дмитриевич Прохоров, Игорь Семёнович Кон (тоже одно из последних теперь уже его интервью)… Весь список, если позволите, перечислять не буду — и без того, мне кажется, авторский выбор понятен: я говорил с политиками и бизнесменами, журналистами и учёными, которые стояли у истоков создания страны, в которой я живу. Каждому из моих будущих собеседников я написал тогда личное письмо (кому-то позвонил), в котором честно признался: по сути, меня интересует один-единственный вопрос — как изменилось сознание людей за последние 20–25 лет, не как страна поменялась, а как люди изменились, только не теория и «мысли на тему», а прожитое, личное (в конце концов, я ведь в анамнезе доктор).
С кем-то мы проговорили два часа (я столько сразу и запрашивал), а с кем-то и более четырёх. Получилось. Передо мной прошла эпоха, которую я успел застать ещё, хотя бы и краешком глаза, — когда Михаил Сергеевич разворачивал свою перестройку, я уже всё-таки председателем был школьной пионерской дружины. Я ему об этом и сказал, кстати, не удержался, а он в ответ: «А ты знаешь, я ведь пионером не был…» «Как не был?!» Генсек — и не был пионером! При подготовке к интервью я этот факт как-то пропустил. «Да-а… — Мне показалось, что Михаил Сергеевич даже рассердился, мол, что это я тут… но потом перестал гневиться, слегка опустил голову и тихо добавил — Война была». Целая эпоха.
А еще по совместительству я руковожу сейчас достаточно большой телевизионной компанией, средний возраст сотрудников которой ощутимо недотягивает до 30 лет, то есть большинству из них не довелось, по крайней мере в сознательном возрасте, жить в СССР, в стране, которая умерла у меня, да, наверное, и у вас, читающих этот текст, на глазах. И ностальгии по «нашему общему великому прошлому» мои сотрудники не испытывают вовсе, искренне не понимая, о чём там кто-то тоскует. Да и, вообще говоря, демонстрируют удивительную дремучесть, отвечая на вопросы об эпохе, закатившейся всего каких-то двадцать лет тому назад. А это, на секундочку, Останкино, телевизионный центр, работа с центральными каналами, то есть некоторый интеллектуальный ценз у этих молодых людей всё-таки есть, да и доступ к информации они, несомненно, имеют.
Как-то, готовясь к интервью с Михаилом Сергеевичем, я шёл по останкинскому коридору и в задумчивости, как со мной часто случается, спонтанно спросил у молодого сотрудника компании: «Кто начал перестройку?» Его стремительный ответ, признаться, меня несколько обескуражил: «Хрущёв!» Жалея чувство прекрасного, живущее в душах моих читателей, я не буду пересказывать далее оставшуюся часть нашего с ним порядком затянувшегося «экзамена» по отечественной истории. Скажу только, что советская часть «нашего», как нам кажется, «общего» прошлого в голове моего собеседника отсутствовала как класс. Даже с наводящими вопросами и подсказками имени Горбачёва экзаменуемый самостоятельно так и не вспомнил. Лишь на прямой и не терпящий возражений вопрос: «Ты про Горбачёва-то слышал? Может, он начал перестройку?» — я получил почти девственный в своей непорочности ответ: «Да, точно! Горбачёв! Точно Горбачёв! Однозначно!» — двадцатидвухлетний юноша был явно доволен собой. Впрочем, бог с ним, с эсэсэсэром, но и новейшая российская история предстала передо мной в его ответах весьма… Как бы это так сказать, чтобы никого не обидеть?.. Неожиданным образом. Да, неожиданным: оказывается, Ельцин — «это тот, который много пил», Черномырдин — «шутил», Чубайс — «отключал электричество» (о приватизации ни слова), а Невзорова, например, он вообще не знал (какие там «600 секунд»! Даже лошади мимо пробежали)…
«Два мира — две системы» — так это у нас раньше называлось. Только тогда граница пролегала между странами НАТО и Варшавского договора,
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
