и выпустил меня. Швырнув в него проклятым подсвечником, я сдернула с прилавка саквояж, так и не закрыв его, и бросилась прочь из лавки. И пока я бежала, одежда начала вываливаться наружу. А когда упала и книга, я подобрала ее и, выкинув и саквояж, побежала, не разбирая дороги.
— Держи ее! — закричал мне в спину Смагли Ханд.
А спустя еще пару минут я услышала противный звук полицейского свистка. Куда я бежала, не знаю, но отчетливо слышала топот нескольких пар ног за спиной, и он приближался. А в какой-то момент мне наперерез кинулся дворник, широко раскинув руки, будто собирался заключить в объятья. Я поднырнула под его рукой и побежала дальше.
Влетев в тупик, я завертела головой, отыскивая выход. Звук погони был уже совсем близко. Свистел свисток, и слышалось улюлюканье юноши, должно быть, младшего Ханда.
— Стой, воровка! — рявкнул незнакомый мужской голос.
Я повернула голову и увидела, что мужчина в мундире полиции всего в нескольких шагах от меня. Он уже не бежал, как и дворник с младшим Хандом. Кто с ними был еще, я не разглядела, потому что взгляд мой остановился на приоткрывшихся воротах со знаком Богини Левит.
— О, Хэлл, — выдохнула я и метнулась к воротам, закричав: — Сестра, помощи! Я прошу защиты Левит!
— Стой! — закричал один из моих загонщиков.
Снова засвистел свисток, но я уже ворвалась под надежную защиту стен Дома дочерей Левит, и ворота закрылись перед мужскими носами.
— Именем закона! — загрохотав кулаком в створу, закричал полицейский.
Женщина, впустившая меня, открыла зарешеченное окошко в воротах и строго ответила:
— Здесь только один закон, и если вы не святотатец, то не смейте угрожать дочерям Левит, или же будете иметь дело с самим патриархом.
— Но вы укрываете у себя воровку! — возмутился полицейский.
— В первую очередь эта женщина — дитя Богини, как и все мы, — парировала служительница Левит. — Она просила защиты Матери, и мы не вправе отказать. Прежде мы выслушаем ее, а уж после будем решать, что делать дальше. Ступайте, господин полицейский, и пусть Богиня не оставит вас своим благоволением.
Окошко закрылось, а из-за ворот донеслась короткая, но витиеватая брань. Служительница обернулась ко мне и произнесла также строго:
— Идем, дитя, старшая сестра выслушает тебя. Но учти, если она посчитает тебя виновной, то мы будем вынуждены отдать тебя в руки правосудия.
Кивнув, я последовала за женщиной, и в моей голове кружилась лишь одна мысль — почему я сразу не подумала о дочерях Левит?! Впрочем, знаю. Я человек светский, и кроме моей любви и веры в Хэлла, в этом мире более никак набожность не проявлялась. Я дружила с патриархом, но больше для дела. А дочери Левит и вовсе оставались теми, о ком я знала, помогала, если обращались, но, в общем-то, особо не сталкивалась. И ставку на них не делала, сразу общаясь с главой церкви.
Однако же в моей нынешней ситуации именно на них и стоило полагаться, потому что для женщины нет надежней помощи, чем та, что попросила у ворот дочерей Богини. Осталось только придумать, что им говорить, чтобы не поймали на лжи и не выдали полиции. Вздохнув, я решила быть почти искренней. Изменю лишь детали, а там, глядишь, и добьюсь расположения старшей сестры. Тогда и до столицы помогут добраться, и вещами снабдят взамен потерянных, и дадут необходимую мне защиту.
Тем временем меня вели по небольшому уютному дворику, посреди которого благоухала цветочная клумба. У белоснежной каменной стены, окружавшей двор, росли кусты сирени, и они тоже цвети и благоухали. Наверное, задержись я тут подольше, и дышать стало бы даже трудно от обилия душистого аромата. Впрочем, может, и нет. Запах был ненавязчив и приятен.
Однако оставим двор и цветы. Тем более, мы уже успели войти в высокую лакированную дверь, явно новую, украшенную позолоченной отделкой. Но на этом все роскошества и закончились. Дом дочерей Левит был прост и скромен, но чист и опрятен, как и дворик. Мы поднялись на второй этаж небольшого двухэтажного дума, и моя проводница постучала в одну из дверей.
— Сестра, одна из дочерей Левит просит о защите нашей Матери, — сказала она, а после посторонилась: — Проходи, дитя.
— Благодарю, — улыбнулась я и шагнула в маленький кабинетик.
За столом сидела женщина средних лет в свободном белом платье, какое носили все дочери Левит. На шее ее висела цепь с серебряным медальоном, внутри которого расходились золотые лучи — знак жизни, знак Левит. Черты лица старшая сестра имела приятные, даже привлекательные. И улыбка ее была тоже приятной.
— Проходи, дитя, — сказала она и указала на кресло для посетителей.
— Благодарю, — снова улыбнулась я.
Пройдя к креслу, уселась и посмотрела на хозяйку этого дома, которой подчинялись все младшие сестры, послушницы и гости.
— Доброго утра, сестра, — несколько запоздало поздоровалась я.
Она чуть склонила голову, отвечая, однако вслух так ничего и не произнесла. Сидела и смотрела на меня столь пристально, что я ощутила поначалу смущение, после недоумение, а затем и вовсе раздражение. Поведя плечами, чтобы стряхнуть давящее чувство внимательного взора, я прочистила горло и представилась:
— Мое имя — Дайни, Дайни Таньер. И мне нужна ваша помощь…
Женщина вдруг откинулась на спинку своего кресла, сложила на животе руки и улыбнулась:
— Матушка любит искренность и прямодушие, — произнесла старшая дочь Левит. — Не стоит искать ее помощи, начиная со лжи. Я допускаю, что вам эта ложь необходима, чтобы скрыть свою личность, но со мной вы можете быть откровенной. Ни одна ваша тайна не покинет этих стен, Богиня мне свидетельница.
Я не спешила с ответом. Теперь я не спускала взгляда с сестры, пытаясь понять, чего она от меня ждет и что ей ответить. Хорошо, я допускаю, что клеймо герцогского замка в городе хорошо известно, тем более в тех местах, куда могут принести краденное, но отчего эта уверенность, что я лгу о своей личности?
— Что вы хотите этим сказать? — осторожно спросила я. — Отчего вы уверены, что я вас обманула? И зачем мне это делать?
— Хорошо, — она распрямилась и протянула руку к небольшому портрету, который стоял у нее на столе. Затем развернула ко мне и улыбнулась.
Я посмотрела на портрет, затем на женщину, и она произнесла:
— Простите, ваше сиятельство, но мы почитаем вас и храним ваш портрет наравне с изображением Богини. Для нас вы ее воплощение на земле, уж пусть Матушка простит меня за кощунство, но это так. Никто так много, как вы, не сделали для всех наших
