могли поступать послушниками мальчики не младше тринадцати лет. Вновь прибывшим вменялось помнить наизусть тысячи страниц буддийского канона: собрания правил и предписаний, философских, метафизических и нравственных поучений, накопленных к тому моменту, когда Будда завершил земное существование в конце VI века до н. э.
Сам настоятель знал, кроме того, тысячи чудесных историй, называемых джатака, в которых описывались подробности жизни Блаженного, и помнил каждую до последней детали. В них говорилось, например, что Будда неоднократно являлся в разных формах: как укротитель короля драконов по имени Гопала, исполинского змея, оставлявшего на стенах очертания своей тени; как лесной отшельник, поразивший стрелами жестокого правителя и защитивший престарелых родителей; как принц Вишвантара, обладавший белым слоном, способным вызывать дождь.
Буддхабадра мог часами рассказывать детям волшебные предания, которые помогали лучше постичь суть Блаженного, а главное — всей душой полюбить его.
Ученики, хоть и побаивались своего наставника, готовы были повсюду следовать за ним и старательно подражали Буддхабадре, когда тот проводил долгое время на коленях и простирался в поклонах перед андрогинными статуями будд и бодхисатв, изваянными в смешанном греко-буддийском стиле из местного камня.
Цель его последнего странствия по Стране Снегов, равно как и всех прежних путешествий, хранилась в строжайшей тайне. Никто в монастыре Единственной Дхармы, даже самые доверенные лица, не знал места назначения.
Первый помощник Буддхабадры Кинжал Закона был весьма уважаемым монахом благодаря прекрасному знанию канона и владению языком парсов, который выучил еще в детстве, а также умению свободно изъясняться на китайском и тибетском. Это позволяло ему принимать в обители многочисленных чужестранных паломников. На своем пути они не могли миновать монастырь Единственной Дхармы, ведь он стоял как раз на перекрестке путей из Индии на север и с востока на запад, по одному из которых некогда прошел сам Блаженный.
Кинжал Закона был, кроме того, монахом послушным и исполнительным.
Он никогда не осмеливался напрямик спросить Буддхабадру о предмете, побуждавшем того к рискованным странствиям, чтобы его ни в коем случае не заподозрили в непочтении или неподобающей дерзости. Он говорил себе, что причина сохранения тайны, должно быть, чрезвычайно важна и у Буддхабадры есть серьезные основания для подобной скрытности. То же думали и все другие обитатели монастыря Единственной Дхармы.
А стоило кому-то отважиться и спросить, ответ Буддхабадры неизменно бывал уклончив:
— Я отправляюсь на Крышу мира. Это священное испытание!
Такая таинственность всегда усугубляла тревогу среди покинутых настоятелем монахов, а на сей раз — особенно, ведь Буддхабадра против обыкновения задерживался, да и то, что в свой путь по холодным землям он пустился верхом на священном белом слоне, было скорее обузой, нежели подспорьем.
— Крыша мира: уж не ад ли? Не идет ли речь об адском пламени и непереносимом холоде?
Множество подобных вопросов то и дело задавали Кинжалу Закона.
— Мы должны быть уверены в нашем учителе. Если он не вернется из очередного странствия, значит, Блаженный открыл ему врата нирваны! — отвечал первый помощник, стараясь сохранять уверенный и бесстрашный вид.
— А что такое нирвана? Это рай или ничто? — требовали от него точного ответа любопытные молодые послушники.
— Это состояние, при котором сознание святого человека очищается и достигает гармонии угасания, прерывая мучительную цепь перерождений, когда приходится вновь и вновь возвращаться к жизни с ее горестями и вести бесконечное количество существований в разнообразных формах. Например, при плохой карме человек может возродиться муравьем, на которого помочится слон, или даже дикой свиньей, кому суждено стать добычей тигра!
— А как стать святым человеком?
— Для начала станьте хорошими послушниками! — со смехом отвечал Кинжал Закона.
На самом же деле он ни на секунду не верил, что встреча с Блаженным Буддой была конечной целью путешествий наставника. Он слишком хорошо знал, насколько осмотрителен и благоразумен Буддхабадра. Еще прежде, чем стал его помощником, Кинжал Закона трижды видел, как настоятель покидал монастырь и возвращался в точно назначенный день.
По правде говоря, за несколько дней до четвертого своего отъезда наставник слегка приподнял завесу таинственности.
— Я должен защищать интересы нашей общины, Малой Колесницы, на Крыше мира, или, если хочешь, в Тибете, также известном как Страна Снегов. Поверь, что бы ни воображали те, кто считает, что я немногого достиг, это нелегкая задача. Тем более учитывая новые требования моих друзей!
— О каких друзьях вы говорите, бесценный наставник? — осмелился спросить Кинжал Закона, а поскольку ответа не последовало, задал и другие вопросы: — Почему вы уходите так далеко? И что угрожает нашим интересам? Те самые «друзья», о которых вы упомянули?
— А ты как полагаешь? — ворчливо отозвался Буддхабадра.
— Это Большая Колесница?
Малая Колесница или Хинаяна: так называлось учение немногочисленных верных последователей индийского буддизма, в отличие от буддизма китайского, получившего имя Большой Колесницы, или Махаяны.
Китайские махаянисты восприняли лишь самые общие основы учения, а потому следовали менее благородному, упрощенному пути.
Вместо того чтобы заботиться о вечном спасении избранных монахов и монахинь, которые принесли священные обеты, чем и занимались твердо придерживавшиеся заветов Блаженного последователи Хинаяны, китайские адепты Махаяны подошли к делу практичнее, решив, что нет пользы в учении, если его не станут считать своим в народе. После бесконечных богословских споров, в ходе которых толковались и перетолковывались проповеди Будды, они постановили, что миряне, коим случалось нарушать моральные заповеди Блаженного, также могут претендовать на спасение.
Так сложилась Колесница Великого Освобождения, иначе — Большая Колесница.
Соперничество двух общин не сводилось к отвлеченным теософским спорам, воплощаясь в реальных действиях, а потому Кинжал Закона совершенно определенным образом понял намек Буддхабадры на конкурентов. Однако первый помощник по-прежнему оставался в полном неведении относительно места, куда отправлялся Буддхабадра во имя защиты веры.
— Вы уже многое поведали, наставник. Если я буду знать больше, то смогу помочь! — воскликнул он.
— Мой дорогой Кинжал Закона, существуют тайны, которыми позволительно делиться лишь с равными. Я больше ничего не могу добавить. Поверь, мне не так-то легко все это дается. В конце концов, я не испытываю особого пристрастия к горным восхождениям и ночевкам на ледниках…
Обескураженный, Кинжал Закона смиренно принес извинения за свое излишнее любопытство. С того момента и до самого отъезда наставника он воздерживался от вопросов. Чтобы унять любопытство, он размышлял о том, что высшие интересы Малой Колесницы совпадают с интересами монастыря Единственной Дхармы и всей их скромной общины — и, следовательно, нет высшей цели для настоятеля, чем их защита.
— Честь Буддхабадре, Бесценному наставнику обители Единственной Дхармы! — слышал громкие возгласы Кинжал Закона, тоже поднявшийся на стену, чтобы приветствовать настоятеля.
В золотистом свете раннего вечера окрасившиеся розовым скалы и зубчатые
