Как давно это было! Вьетнамская девушка теперь ей не подруга, а Джонатан — не любовник. Дана не могла больше им доверять.
Когда солнце было уже высоко, вернулась Куинн. Постаравшись остаться незамеченной, она проскользнула в дом. Дана пошла следом и увидела, что Куинн шарит по кухонным полкам.
— Хочешь, я приготовлю тебе завтрак? — предложила Дана.
— Да чего там! — бросила Куинн. — Я обычно ем гранолу. Ее бабушка покупает. Наверное, на прошлой неделе не купила. Решила, что мы…
— Уедем во Францию, — договорила за нее Дана, которой вдруг до смерти захотелось выпить кофе со сливками и съесть бриошь.
Куинн покраснела и потянулась за коробкой хлопьев.
— Пустяки, — пробормотала она. — Поем хлопьев, как Элли. Она возражать не будет.
Дана кивнула.
— Ты запиши гранолу в список покупок.
— Хлопьями обойдусь, — пожала плечами Куинн.
Дана отхлебнула кофе. Перед предполагаемым отъездом Куинн вела себя отвратительно. А теперь была мила и приветлива, словно боялась: один неверный шаг, и тетя передумает, увезет их следующим же самолетом во Францию.
— Почему ты каждое утро уходишь? — спросила Дана. — И в такую рань. Мы с Элли еще спим.
— Я вас бужу? Извините.
— Да нет, что ты. Я просто хотела побольше о тебе узнать.
И тут в лице Куинн проступило знакомое раздражение.
— А что тут узнавать? Мне нравится смотреть на восход, вот и все.
— Мне тоже нравится. Я очень люблю рисовать на восходе.
— А я люблю…
— Что? — наклонилась к ней поближе Дана.
Ей хотелось научиться понимать племянницу. У этой девочке столько секретов и тайн.
— Ты точно такая же, как мама, — грустно вздохнула Куинн.
— Разве это плохо?
— Ты художница. Все говорят, какая ты свободная и независимая. Я и решила, что ты счастливее, что тебе довольно самой себя и ты не станешь каждую секунду за мной следить.
Дана не нашлась что ответить.
— Я не хотела тебя обидеть, — поспешно сказала Куинн.
— Почему ты сказала, что я счастливее? Мама что, была несчастна?
— Нет. Счастлива. Да это я так… Забудь, — сказала Куинн и вышла из кухни. А Дана смотрела ей вслед.
Куинн не хотелось обижать тетю. Но она вовсе не собиралась ничем с ней делиться. Зачем? С того момента, как они уехали из аэропорта, Куинн испытывала только радость и благодарность и очень старалась ни с кем не портить отношения. Она каждое утро убирала свою постель, старалась не дразнить Элли. Когда кончилась гранола, она без капризов перешла на хлопья.
Но сегодня утром она едва не взорвалась. Они сидели на кухне — как когда-то сидели с мамой, и Куинн чуть было не сказала, что очень любит на восходе писать в своем дневнике. А вот это уж точно было бы глупостью. Проще было бы отдать тете Дане дневник и разрешить его почитать.
Куинн бродила по дому. Тетя Дана повела Элли на берег — записать на занятия по плаванию, и Куинн поискала их в бинокль. Вон они, там, далеко на пляже, идут с мамашами и детками, приехавшими сюда на лето. Не важно, что Элли отлично умеет плавать. По семейной традиции, установившейся, когда мама с тетей Даной были маленькими, положено было ходить на занятия, пока тебе не исполнится десять. Чтобы научиться выходить из любых непредвиденных ситуаций.
Вот поэтому-то Куинн и знала наверняка: это был не несчастный случай. Она отлично помнила мамины рассказы о том, как они с тетей Даной плавали на остров Шелтер, как однажды доплыли аж до Ориент-Пойнта.
Так почему же мама Куинн, которая легко могла переплыть десятикилометровый пролив, утонула так близко от берега? Вон там, сразу за буйками…
Куинн знала почему. Она хранила эту тайну в сердце и в дневнике.
Ох, если бы она начала вести дневник чуть позже! А мама его прочитала. У Куинн в ушах стоял ее голос. Ласковый голос, объясняющий Куинн про то, о чем она написала. Куинн, пунцовая от смущения, слушала маму, еле сдерживая обиду. Она не простила, и мама тоже не простила.
А через два дня родителей не стало.
Куинн не знала подробностей; она не могла представить себе, как это случилось. Но была убеждена: родители сделали это нарочно. Дали морской пучине поглотить себя.
На берегу ярко светило солнце. Вода, кругом вода. Лучи, отразившись в волнах, плясали по зеркалам и рамкам картин. Кто может знать правду?
Там плавают русалки, говорила мама, когда Куинн была маленькой. С волосами из водорослей и рыбьими хвостами. Они играют с омарами, ловят устриц, находят жемчуг и приносят его домой своим мамам. В полнолуние они раскидывают в море сети, ловят серебристых рыбок и вплетают их в волосы.
Куинн вспомнила о русалках, но знала, что они на ее вопросы не ответят. И тут она подумала об океанографах.
— Сэм-Сэм-Сэм, океанограф, мэм! — прошептала Куинн.
Скорее бы тетя встретилась с ним снова.
Обойдя весь дом, она вернулась наверх, в коридор, где у стены стояла папина ракетка. Куинн схватила ее, кинулась в свою комнату и там принялась колотить по всему, что попадалось под руку. Матрац, подушка, одеяло, лампа на ночном столике. Она била не глядя, словно хотела выколотить из комнаты ответы, которые были ей так необходимы.
Глава 4
Сэм лежал, жарясь на солнышке, и выжимал штангу. Под ним поскрипывала палуба, и он подумал, не выйти ли в море. Но вместо этого добавил еще десять килограммов к прежним восьмидесяти и продолжил занятия.
Его яхта стояла на якоре неподалеку от Нью-Хейвена, в Стони-Крик. Утром он прошел на веслах пятьсот метров до городской пристани, пробежал десять километров, выпил кофе с бубликом и вернулся обратно. Ему нужно было кое-что почитать и написать статью, но вместо этого он взялся за штангу.
Серая футболка Сэма намокла от пота.
— Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — считал он.
Детство у Сэма было нелегким: он вырос в семье, где считали каждый цент, где не хватало то на еду, то на квартплату, и горько завидовал тем, кто имел все и без всяких усилий. В Куинн Грейсон Сэм безошибочно угадал несчастного ребенка. Он увидел это в глазах Куинн и сразу представил все, через что предстояло пройти Дане. И он решил помочь ей. Ему надо было проанализировать наблюдения за дельфинами, присланные из Бимини, надо было поехать на конференцию в Новую Шотландию. Но он все отменил.
В каюте зазвонил телефон, и он догадался, кто это, еще до того, как включился автоответчик. В голосе прозвучала напускная храбрость, которой пытались скрыть неуверенность и робость. Сэм ошарашенно выслушал приглашение. Лучшего он и пожелать не мог.
Дана поднялась наверх с корзиной — хотела собрать грязное белье — и увидела в углу шкафа Куинн разбитую лампу. Она встала на корточки и принялась собирать осколки.
